По следам полка Игорева - читать онлайн книгу. Автор: Станислав Росовецкий cтр.№ 66

– А скажи, отче, пришлась ли тебе по сердцу моя песнь? – вопросил Севка-князёк столь жалостно, что Хотен отвернулся от него, прикусив страдальчески губу.

– Береста и не такое выдерживала, княже, – усмехнулся архимандрит. – А если без шуток (прости меня, Господи!), то я убедился, что единственный способ научиться творить – это призвать Бога на помощь и дерзать. Аз, грешный, не умел сочинять акафисты – а теперь сочиняю, не умел писать великняжескую летопись – и научился, говорят. Ну, дай вам Бог, господа, не упиться сию ночь до полусмерти.

И перекрестил наскоро случайных собеседников. Потом калиги архимандрита мягко простучали по ступенькам, а внизу, у длинной коновязи он вручил монашку крест, забрался на жуткую клячу и снова принял на руки реликвию. Монашек взял клячу за повод, и черноризная двоица скрылась за углом.

– Это же надо – «Береста и не такое терпела»! – возмутился князь. – Да я свою Игореву песнь самолично на телячьей коже перепишу!

– Послушай, княже, я желал бы, чтобы ты на меня не обиделся. Хоть и враждовали мы с тобою, но сей весною немало каши съели из одного походного котелка… – начал осторожно Хотен. Он знал про себя, что во хмелю становится смел и задирист, и хотел покончить с сим делом сейчас, пока голова его только легко и приятно туманилась.

– Давай уж, вещай, толстошеий! Уж от тебя-то ничего хорошего я и не ждал услышать про мою песнь! – отодвинулся, заранее обидевшись, певец.

– Да я не про песню, собственно… Почему ты восхвалил Игоря, княже? Ведь ты сам его не жалуешь, видел и слышал многое в нашей поездке… Скажу прямо, не ожидал я от тебя такой лжи.

– Так ты об этом? – повеселел вдруг Севка-князёк. – Да ведь всякая песня – ложь! К тому же, разве дружинники не сражались храбро и разве не за Русскую землю сложили головы? Есть, конечно, у варягов хулительные песни, да у нас они не в чести, и даже славный Боян таких не сочинял. Обиженный князь сгоряча может певца и головы лишить. Да и натура у меня слишком лёгкая, весёлая, чтобы обхаять в песне человека, к тому же князя-родича. Конечно, сей Игорь – тупой скот, изменник и убийца, но пусть живёт! К тому же его княгиня нынче во дворце Святославовом и должна быть в Софии на вечерне. Я сейчас пойду, найду её, попробую поговорить, наконец, по душам. А как смог бы я к Ярославне подойти, если бы мужа её в песни, прилюдно пропетой, обвинил бы и обсмеял?

Впрочем, задолго до полуночи Хотен увидел певца за княжеским столом, а заснул он прямо в палате, в тёмном уголке, с гуслями под головою. Хотен, тот доехал до дома, поддерживая в седле пьяненького Сновида, а быть может, это Сновид папаню поддерживал. Встреченные у ворот Прилепой, отец и сын подверглись её яростным заботам, исторгнувшим из Хотена несколько не к месту откровенных замечаний. Удивительно ли, что поутру славный сыщик и не вспомнил об Игоревой песни?

Об одном трудовом утре святого Димитрия Ростовского. Ростов Великий, архиерейское подворье. 15 мая 1708 года

Ростовский митрополит Димитрий открыл глаза – и вернулся из хаотически соединённых воспоминаний далеко не безоблачного киевского детства в скромный уют своей кельи в Ростове Великом. Он всегда легко просыпался, когда по древнему монастырскому обычаю позволял себе вздремнуть после заутрени. Иное дело – вставать на заутреню, да ещё после ночи, проведённой за книгами, да ещё под бамкание огромного колокола, варварски названного «Сысоем»…

Почему-то каждый раз после такого пробуждения митрополит ощущал обиду на государя царя и великого князя Петра Алексеевича, но не сразу, потому что с кровати видна только келья, которую можно было обставить и устроить по своему вкусу, а как обувался и подходил к окну, чтобы проветрить. За окном открывался вид на Соборную площадь, и тут уже одного взгляда хватало, чтобы понять, что ты не дома, на милой, хоть и разорённой бесконечными войнами Украине, а в чужой и холодной Московии. Архитект, построивший эти Архиерейские палаты, желал, наверное, в простоте своей московской, привыкшей перед начальством пресмыкаться души, чтобы господин отец митрополит, в оконце выглянув, потешился зрелищем всех каменных церквей, сгрудившихся на митрополичьем подворье, в народе называемом попросту Ростовским кремлём, вокруг гигантской коробки Успенского собора. Да, хоть не чёрные бревна это с мохом и тараканами меж ними, однако куда сим угрюмым строениям чуть ли не византийского ещё пошиба до весёлых, обильной лепниной и резьбой украшенных храмов милой отчизны!

Отец Димитрий понимал, что обижаться на российского царя не по-христиански, да что поделаешь? Тот оторвал его от мирных церковно-учёных трудов на родине, назначив митрополитом Тобольским. Предшественник его, Игнатий Корсаков, сошёл с ума в диких местах, а отец Димитрий в Москве, в Сибирь не успев отправиться, разболелся. Свирепый и придирчивый самодержец ему не поверил, лично приехал навестить на подворье Крутицкого монастыря, осмотрел, определил горячку и от назначения освободил. Почти год провёл киевский учёный чернец в пестрой толпе, окружавшей Петра, – среди жадных придворных, красномордых иностранцев и проныр-купцов: царь-novator переворачивал Россию кверху дном, безумно возжелав в несколько лет из татарской державы, воображающей себя Третьим Римом, сделать европейскую, – и как тут было обойтись без голов украинского учёного монашества, перенявшего основы латинской образованности? Потом назначен он был митрополитом Ростовским.

Время от времени отец Димитрий наезжал в огромную и бестолковую Москву, читал проповеди в кремлёвских церквях и однажды исполнил свой христианский долг пастыря, бесстрашно упрекнув стоявшего на клиросе среди певчих царя Петра в гневной ярости и в приверженности Бахусу, чревоугодному богу, а также прелестной, однако же коварной Венере. Устройство школы, наставление священников, невежественных не менее, чем их паства, борьба с влиянием на сию паству старообрядческих учителей, коих он считал квинтэссенцией московской дикости и суеверия, отнимали немало времени у занятий наукой. Но всё-таки отец Димитрий закончил труд своей жизни, фундаментальную «Книгу житий святых…», и подержал в руках отпечатанный в Киеве последний, четвертый её том (в десть, толстенный!) на три последние в году месяцы, июнь, июль и август. Теперь все силы свои бросил он на другую давнишнюю свою задумку, которую называл шутливо «Летописью келейной» и которая должна была стать общедоступно и живо написанной библейской историей.

В Киеве ещё достал отец Димитрий и не пожалел времени и труда, переписал для себя огромный рукописный «Хронограф», который о библейской истории собственно и рассказывает, однако совершенно устарел и для современного чтения даже в Российских Европиях совсем не годится. Годился он как источник исторических библейских сведений, но тот свой список отец Димитрий вынужден был оставить в Киеве. На днях ему привезли из книгохранительной палаты Спасова монастыря в Ярославле тамошний список «Хронографа», не больно и отличающийся от переписанного им киевского, взятого на время под самые страшные клятвы у головы московских стрельцов. Вчера отец митрополит закончил основную свою с ним работу: сделал потребные выписки и даже учёную ссылку на источник: «Хронограф Спасский ярославский».