– Тьфу, язычница! – сердито плюнула
цыганка. – Разболталась – уши вянут! – И повернулась к Кире: – Давай,
доча, я хоть тебе погадаю, что ли? Знаю – у тебя ни гроша, а все ж… Это будет
самое верное гадание, потому как – без монеты!
Не успела Кира сказать ни да, ни нет, как
цыганка ловко запрыгнула к ней на нары и, вцепившись в левую руку, принялась
водить по ней пальцем, будто в «сороку-ворону» с дитем играла. В то же время
она доверительно прикасалась к правой руке клиентки.
«Так, – отстраненно констатировала
Кира, – все понятно. Правая рука напрямую связана с левым полушарием
мозга, которое «отвечает» за логику и интеллект. Левая, – наоборот, с
правым полушарием, которое пробуждает эмоции. Поглаживая правую руку, цыганка
усыпляет и отключает интеллект. А когда водит пальцем по ладони, передает свои
эмоции…»
– Ты красивая, но счастьем недовольная,
правда? – азартно начала цыганка, вцепляясь в Киру глазами.
Та слабо усмехнулась, кивая. Трудно быть
довольной счастьем, сидя в «обезьяннике» и с теми перспективами, которые ждут
Киру.
Восприняв кивок как поощрение, цыганка
блеснула глазами:
– У тебя в любви немного не везет, так
ведь, да?
Кира опять усмехнулась и кивнула: все
правильно, только почему же – немного? Не мелочись, сербиянка!
– Но беда другая! – свела густые
брови цыганка. – Тебя сглазили, изумрудная, порчу навели. Порчу на тебя
навели через волос твой, ночью его заговорили. В след твой три раза свечой
накапали. А волос твой зарыли на девятой могиле.
– Простите, на какой могиле? –
раздался испуганный шепот, и Кира увидела совсем рядом Сашу с блокнотом в
руках. Поодаль топталась надутая «юбчоночка», ревниво блестя глазами.
– На девятой! – приосанилась польщенная
вниманием цыганка. – Отсчитали на кладбище девять могил – первая, вторая,
третья… На девятой закопали, водой окропили, заклятье прочитали.
Тебя, доча, тоже сглазили, – плавно
переключилась цыганка на Сашу. – Но ты не бойся, через меня порчу снимешь.
Денежку доставай, на руку клади! Другую доставай, на три клочка порви. Так…
теперь разбросай кругом. Говори, ну, говори: «Брошу зло – возьму добро!»
«Юбчоночка» сочувственно взглянула на
отвергнутую Киру, как на товарку по несчастью, но тут же мордочка ее озарилась
радостью: возле решетки снова нарисовался могучий Мыколин силуэт. Однако он
небрежным взмахом осадил метнувшуюся к нему «юбчоночку» и ткнул указательным
перстом в Киру:
– Пошли до нужника, а то потом середь
ночи покою не дашь. Знаю я вас! Только без глупостей, не то… – Мыкола
выразительно повернулся боком, и Кира увидела открытую кобуру. – Ежели
кому еще потребно – во второй черед сведу.
– Мыкола! А как же я? – плаксиво
воззвала «юбчоночка», однако Мыкола уже запер решетку и подтолкнул Киру вперед:
не задерживай, мол, движение. До нее донеслось злорадное позвякиванье
цыганкиных монист.
– Что, раскатала губу, шалашовка? А
ничего тебе не обломится! – Потом крик «юбчоночки»:
– Заткнись, мымра!
И благоразумный голос Саши:
– Ну, ну, девочки, утихните, об чем
шухарить?!
«Да, – подумала с уважением Кира. –
Правда что детективщица. Профессионалка!»
* * *
Удобства, разумеется, размещались на природе,
и после ходьбы по узкому коридору Мыкола вывел Киру во внутренний двор, с трех
сторон огороженный милицейскими постройками, а с четвертой – высоким бетонным
забором.
Черные кипарисы мрачно покачивались на фоне
серебристого неба, нарядные тени кленов дрожали на серебряных плитах, которыми
был замощен двор. Пирамидальные тополя тоже чудились изваянными из серебра. В
небе буйствовала луна, однако никакие красоты природы не существовали для
Панька Полторацкого! Кира разглядела его застывший силуэт в освещенном окне
дежурки, различила разноцветное мерцание телевизора, расслышала рев трибун и
задыхающийся голос комментатора: «Роналдо обходит полузащитника французов,
бьет… Мазила! Упустить такую возможность! Французы овладели мячом, игра опять
переходит на другую половину поля».
Понятно. Чемпионат мира в разгаре. А Мыкола,
значит, не болельщик, развлекается человеколюбием?
У Киры вдруг зачастило сердце: ужасно
раздражал ее этот милицейский взгляд, так и прилипший пониже поясницы!
Приземистое белесое строение специфически
заблагоухало впереди.
– Налево, – хрипло сказал Мыкола, и
Кира удивленно покосилась через плечо:
– Так вон же…
– Сказал – налево, так и шагай
налево! – повысил голос Мыкола. – Туточки, близенько…
Пожав плечами, Кира повиновалась, и через
мгновение из тьмы выступили очертания какого-то сарайчика, оплетенного
виноградной лозой. Подталкиваемая Мыколой, она поднялась на три ступеньки и
оказалась в неказистой беседке. Лунные блики, прорываясь сквозь узорчатые
листья, запятнали светом несколько табуреток и длинный стол, стоящий посередине
и усеянный костяшками домино.
«Домино! Домино! Будь веселой, не надо
печали…» – томно пропел кто-то в Кириной голове.
– Ну что, забьем козла? –
ухмыльнулся Мыкола, беря Киру за талию и поворачивая к себе.
Если б луна сейчас грохнулась с небес на землю
и запрыгала по двору, звеня, как цыганский бубен, девушка не была бы изумлена
сильнее.
– Вы… что? – спросила она
шепотом. – С ума сошли?
Мыкола обиделся и убрал свои шаловливые
ручонки.
– Не хошь – дык не хошь, – сказал
сдавленно. – А вот шо ты, птиченька, запоешь, когда я тебя в старую КПЗ
посажу… А? Слыхала уже про нее небось?
«Вот же шалашовка! – недобрым словом
помянула Кира «юбчоночку». – За-ра-за!.. Неужто она для Мыколы работает…
как это? Наводчицей? Нет, стращальщицей! Шантажисты проклятые!»
Углубившись в возмущенные размышления, она
несколько забылась, и Мыкола воспринял затянувшееся молчание как знак согласия.
– Ну и добренько! – прогудел он,
снова пуская в ход руки и подтягивая к себе Киру. – Ну, зараз сниму с тебя
допрос. А пока снимай трусы.
«Дура! – отчетливо сказал в Кириной голове
Алкин голос. – Что, убудет от тебя? Попроси его, пусть не ждет
понедельника, пусть сразу, прямо сегодня, позвонит в Нижний Игорешке, а потом…
ну, потерпишь немного, подумаешь, большое дело!»
Итак, даже и после смерти подруга не унялась,
продолжала руководить Кириной жизнью!