В погоне за русским языком. Заметки пользователя - читать онлайн книгу. Автор: Елена Первушина cтр.№ 42

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - В погоне за русским языком. Заметки пользователя | Автор книги - Елена Первушина

Cтраница 42
читать онлайн книги бесплатно

Смертельной битвы этой ветер,
Как бы расплавленный металл,
Сжигал и плавил все на свете,
Что даже снег горячим стал.
И за чертой, последней, страшной,
Бывало, танк и человек
Встречались в схватке рукопашной,
И превращался в пепел снег.
Хватал руками человек
Горячий снег, кровавый снег…

А роман «Конец Вечности» рассказывает об борьбе людей с захватившей контроль над временем организацией под названием «Вечность» и о том, как опасно пытаться изменить историю, исходя из собственных представлений о добре и зле. Поэтому «конец Вечности» – это одновременно и конец власти этой организации, и конец искусственно созданного ею вечного и нерушимого порядка. Видите, сколько смыслов можно извлечь из хорошего оксюморона, если подойти к делу ответственно и не халтурить.

* * *

Разумеется, оксюмороны встречаются на только в названиях, их используют и «внутри» текста. И снова автор должен быть готов объяснить, что он имеет в виду.

Например, знаменитый римский оратор Марк Туллий Цицерон, в речи против Луция Сергия Катилины обвинил его в заговоре против республики и сообщил, что Катилину никто не поддерживает.

Ты только что явился в сенат. Кто среди этого многочисленного собрания, среди стольких твоих друзей и близких приветствовал тебя? Ведь этого – с незапамятных времен – не случалось ни с кем; и ты еще ждешь оскорбительных слов, когда само это молчание – уничтожающий приговор! А то, что после твоего прихода твоя скамья опустела, что все консуляры, которых ты в прошлом не раз обрекал на убийство, пересели, оставив незанятыми скамьи той стороны, где сел ты? Как ты можешь это терпеть?.. Но теперь отчизна, наша общая мать, тебя ненавидит, боится и уверена, что ты уже давно не помышляешь ни о чем другом, кроме отцеубийства. И ты не склонишься перед ее решением, не подчинишься ее приговору, не испугаешься ее могущества? Она так обращается к тебе, Катилина, и своим молчанием словно говорит: «Не было в течение ряда лет ни одного преступления, которого не совершил ты; не было гнусности, учиненной без твоего участия; ты один безнаказанно и беспрепятственно убивал многих граждан, притеснял и разорял наших союзников; ты оказался в силах не только пренебрегать законами и правосудием, но также уничтожать их и попирать. Прежние твои преступления, хотя они и были невыносимы, я все же терпела, как могла; но теперь то, что я вся охвачена страхом из-за тебя одного, что при малейшем лязге оружия я испытываю страх перед Катилиной, что каждый замысел, направленный против меня, кажется мне порожденным твоей преступностью, – все это нестерпимо. Поэтому удались и избавь меня от этого страха; если он справедлив, – чтобы мне не погибнуть; если он ложен, – чтобы мне наконец перестать бояться…

Снова и снова возвращается он к этой теме: Катилина должен уехать, ему никто не рад в Риме, люди просто боятся сказать ему это в глаза:

Уезжай из Рима, Катилина; избавь государство от страха; в изгнание – если ты именно этого слова ждешь от меня – отправляйся. Что же теперь? Ты еще чего-то ждешь? Разве ты не замечаешь молчания присутствующих? Они терпят, молчат. К чему ждать тебе их приговора, если их воля ясно выражена их молчанием? Ведь если бы я сказал это же самое присутствующему здесь достойнейшему молодому человеку, Публию Сестию, или же храбрейшему мужу, Марку Марцеллу, то сенат в этом же храме, с полным правом, на меня, консула, поднял бы руку. Но когда дело идет о тебе, Катилина, то сенаторы, оставаясь безучастными, одобряют; слушая, выносят решение; молча кричат, и так поступают не только эти вот люди, чей авторитет ты, по-видимому, высоко ценишь, но чью жизнь не ставишь ни во что, но также и вон те римские всадники, глубоко почитаемые и честнейшие мужи, и другие храбрейшие граждане, стоящие вокруг этого храма; ведь ты мог видеть, сколь они многочисленны, почувствовать их рвение, а недавно и услышать их возгласы. Мне уже давно едва удается удержать их от вооруженной расправы с тобой, но я с легкостью подвигну их на то, чтобы они – в случае, если ты будешь оставлять Рим, который ты уже давно стремишься уничтожить, – проводили тебя до самых ворот.

Очень яркая речь! И конечно, оксюморон только добавляет ей выразительности. Недаром слова «Cum tacent, clamant» – «молча кричат» – стали крылатыми.

* * *

А что значит фраза Анны Ахматовой, приведенная в словарной статье: «Смотри, ей весело грустить, такой нарядно-обнаженной»? На первый взгляд, она кажется нелепицей. Но это лишь оттого, что цитата вырвана из контекста и мы не знаем, в какой ситуации эти слова были произнесены.

А взяты они из стихотворения «Царскосельской статуе». Эта статуя – прекрасная и печальная девушка с разбитым кувшином в руках – была отлита из бронзы скульптором П. П. Соколовым в 1816 году и поставлена у единственного на территории Царскосельского парка родинка. Эта девушка – героиня басни французского баснописца XVII века Ж. Лафонтена «Молочница». Сюжет таков: молодая крестьянка по дороге на базар мечтает о своем будущем богатстве. Представив, что ее мечты осуществились, она подпрыгнула от радости, забыв, что несет кувшин с молоком. Кувшин разбился, молоко разлилось, и опечаленная девушка присела на краю дороги, раздумывая о своем несчастье.

В XIX веке дачники, отдыхавшие в Царском Селе, пили «воду от девушки», считая ее целебной. А местные поэты находили в скульптуре источник вдохновения.

Когда-то Пушкин посвятил ей такие стихи:

Урну с водой уронив, об утес ее дева разбила.
Дева печально сидит, праздный держа черепок.
Чудо! Не сякнет вода, изливаясь из урны разбитой;
Дева, над вечной струей, вечно печальна сидит.

А насмешник Алексей Константинович Толстой по-своему дописал строки Пушкина.

Чуда не вижу я тут. Генерал-лейтенант Захаржевский,
В урне той дно просверлив, воду провел сквозь нее.

Анна Ахматова, которая, как и Пушкин, провела детство в Царском Селе, хорошо знала эту статую. И в своих стихах она то ли в шутку, то ли всерьез приревновала поэта к ней.

Уже кленовые листы
На пруд слетают лебединый,
И окровавлены кусты
Неспешно зреющей рябины,
И ослепительно стройна,
Поджав незябнущие ноги,
На камне северном она
Сидит и смотрит на дороги.
Я чувствовала смутный страх
Пред этой девушкой воспетой.
Играли на ее плечах
Лучи скудеющего света.
И как могла я ей простить
Восторг твоей хвалы влюбленной…
Смотри, ей весело грустить,
Такой нарядно обнаженной.

Вот и разгадка оксюморонов: обнаженная статуя нарядна, потому что «наряжена» в стихи Пушкина, и ей «весело грустить», потому что поэт любуется ее грустью.

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению