В последние силки попались четыре дарнагаса и одна сорока.
– Смотри-ка, белобокая! Как она тут оказалась? Да еще угодила в пустой силок, без всякой приманки! Не иначе как свихнутая…
Не договорив, он подал мне знак не шуметь, затем указал на заросли колючего дрока чуть поодаль:
– Там что-то шевелится. Давай пойдем в обход и посмотрим, что там, только ни гугу!
Он двинулся бесшумным мягким шагом, как истый команч, каким он и являлся, не ведая о том. Я пошел вслед за ним, но он знаком велел мне забирать левее и держаться подальше от зарослей дрока. Сам он тоже не торопясь пробирался по направлению к ним, я же бросился в обход, чтобы исполнить задуманный им маневр.
За десять метров до цели Лили остановился, кинул камень и раз десять, широко расставив руки, подпрыгнул на месте, испуская дикие вопли. Я последовал его примеру. Вдруг Лили бросился вперед. Я увидел, как из зарослей дрока, прижав уши, стремглав выскочил огромный заяц: не заяц, а лось! Мне удалось перекрыть ему дорогу: он метнулся в сторону и нырнул в какой-то лаз. Добежав до края обрыва, мы увидели, как он стремительно скачет вниз, а затем несется по дну лощины под кустами. Мы ждали с замиранием сердца. Один за другим грянули два выстрела. Потом еще два.
– Двенадцатикалиберный выстрелил вторым. Поможем им отыскать зайца. – С этими словами Лили стал спускаться по лазу с чисто обезьяньей ловкостью. – Кажется, что здесь трудно пройти, а на деле так же легко, как по лестнице.
Я устремился за ним. Он, судя по всему, высоко оценил мою ловкость.
– Хоть ты и из города, а справляешься неплохо, – с видом знатока бросил он в мою сторону.
Спустившись с обрыва, мы побежали по ровной покатости склона.
Рядом с источником, под высоченными соснами, в тени приютилась поляна. На ней стояли отец с дядей и с гордостью разглядывали убитого косого. Они обернулись к нам.
– А кто его убил? – робко поинтересовался я.
– Оба, – ответил дядя. – Я дважды попал в него, но он как ни в чем не бывало продолжал бежать и упал только после двух выстрелов твоего отца… Ведь эти зверюшки легко переносят, когда в них попадает дробь.
Это было сказано таким тоном, как будто речь шла не о выстрелах, а о фраке или котелке.
Потом он перевел взгляд на моего нового друга.
– Нашего полку прибыло! – проговорил он.
– Я его знаю, – вступил в разговор отец. – Ты ведь сын Франсуа?
– Да, – ответил Лили. – Вы меня видели, когда были у нас на Пасху.
– А ты, кажется, охотник хоть куда. Так мне твой отец сказал.
– Ну что вы! – покраснел Лили. – Я только птиц ловлю… силками.
– И много попадается?
Лили огляделся, после чего опрокинул сумку и вытряхнул из нее на траву все содержимое. Я замер от восторга: птиц было штук тридцать.
– Знаешь, – сказал он, – ловить их легко. Главное – иметь алюдов. А я знаю, где их достать, – там, внизу, в Вала, есть одна ива… Если завтра утром ты свободен, пойдем со мной: у меня кончаются их запасы.
Между тем дядя с интересом рассматривал выставленную напоказ добычу маленького охотника.
– Ого! – сказал он, шутливо погрозив Лили указательным пальцем. – Да ты, я смотрю, настоящий браконьер?
– Я? – удивился тот. – Да я же из Ле-Беллон!
Отец поинтересовался, что он хочет этим сказать.
– Здешние холмы принадлежат здешним жителям. Значит, мы не браконьеры!
Было ясно как божий день: все местные браконьеры – охотники, а охотники из Алло и тем паче из города – браконьеры.
Мы позавтракали вчетвером здесь же, на поляне. Разговор с Лили нас очень заинтересовал – он знал тут каждую ложбинку, каждую балку, каждую тропинку и чуть ли не каждый камень. К тому же он знал, какая и где водится дичь, в какие часы ее можно застать, знал все звериные повадки, но мне показалось, что об этом он рассказывал как-то неохотно, довольствуясь скорее ответами на вопросы дяди Жюля, часто уклончиво, с хитрым выражением лица.
– Больше всего, пожалуй, в этом краю не хватает воды, – посетовал отец. – Кроме источника Тутового Дерева, есть ли какие другие?
– Разумеется! – опрометчиво воскликнул Лили, но тут же прикусил язык.
– Есть еще ключ на Пастан, – вставил дядя. – Он указан на полевой карте.
– И на Эскаупрес есть ключ, – добавил Лили. – Там отец поит своих коз.
– Это тот, что мы видели на днях, – подтвердил дядя.
– Наверняка есть и другие, – убежденно проговорил отец. – Не может быть, чтобы в таком обширном горном массиве дождевые воды не выходили где-то на поверхность.
– А может быть, здесь недостаточно дождей? – предположил дядя.
– Это не так! – живо откликнулся отец. – В Париже в год выпадает четыреста пятьдесят миллиметров осадков, а здесь целых шестьсот!
Я с гордостью посмотрел на Лили и даже подмигнул ему: мол, чего только не знает мой отец! Но до Лили, видимо, не дошло, насколько ценно только что сказанное.
– Учитывая тот факт, что здешние плоскогорья состоят из наслоенных друг на друга горизонтальных пластов водонепроницаемых горных пород, – продолжал объяснять отец, – мне кажется неоспоримым тот факт, что поверхностные сточные воды скапливаются в низинах и проникают в почву, образуя подземные водоемы. Некоторые из этих водоемов, вероятнее всего, слишком близко подходят к поверхности земли, и потому вода просачивается там сквозь породы. Ты, наверное, знаешь и другие ключи?
– Да, я знаю семь ключей, – подтвердил Лили.
– А где они находятся?
Лили явно затруднялся с ответом, но все же нашелся и отчеканил:
– Где они, говорить запрещено.
Этот ответ удивил отца не меньше моего.
– А почему?
Лили покраснел, проглотил слюну и выпалил:
– Потому что где находится ключ, раскрывать нельзя!
– Это что еще за правило? – вскинулся дядя.
– Все ясно: в этом безводном краю источник – это сокровище, – пояснил отец.
– К тому же, – простодушно изрек Лили, – если бы они знали, где ключи, то могли бы пить из них воду!
– А «они» – это кто?
– Те, из Алло или из Пейпена. Они бы наведывались сюда и охотились бы здесь каждый день! – Он вдруг неожиданно оживился. – А еще все эти дураки со своими походами… С тех пор как кто-то рассказал им о ключе в Птитоме, бывает, человек по двадцать заявляются к нам… Во-первых, это пугает молодых куропаток, во-вторых, однажды эти болваны залезли в виноградник Шабера, и, в-третьих, напившись, они, бывало, мочились в ключ. Однажды даже оставили дощечку с надписью: «Мы написали в ключ!»
– А почему они так поступили? – поинтересовался дядя.