Смерть после полудня - читать онлайн книгу. Автор: Эрнест Хемингуэй cтр.№ 60

Страница

По свидетельству историков, Педро Ромеро, который был в Испании матадором во время американской революции, умертвил пять тысяч шестьсот быков приемом ресибьендо за период между 1771 и 1779 годами и скончался в собственной постели в возрасте девяноста пяти лет. Если это правда, мы живем в чрезвычайно упадочную эпоху, когда за событие можно считать одну лишь попытку «принять» быка на шпагу; с другой стороны, мы не знаем, как долго продержался бы Ромеро, если бы работал с быками в таком близком контакте, как это делает Хуан Бельмонте с плащом и мулетой. Мы также не знаем, скольких из тех пяти тысяч он принял грамотно, спокойно выждав и вонзив шпагу высоко между лопатками, а скольких принял с огрехами, отступая в сторонку и поражая ударом в шею. Историки превозносят всех мертвых матадоров. Когда читаешь про великих мастеров прошлого, создается впечатление, что у них вообще не было неудачных дней и что публика никогда на них не злилась. Может и так, во всяком случае до 1873 года, потому что я не успел добраться до более ранней хроники, но с той поры современники постоянно считали корриду упаднической. Скажем, на протяжении самого золотого из всех золотых веков, как это нынче именуют, а именно, в период Лагартихо и Фраскуэло, который в самом деле был золотым веком, бытовало широко распространенное мнение, что дела идут из рук вон плохо, дескать, быки измельчали, выпускают их совсем молоденькими или, напротив, что-то они уж очень здоровенные, хотя трусливые. Убийца из Лагартихо никакой; Фраскуэло — да, этот умеет показывать класс, но квадрилью свою за людей не считает, вообще страшно неуживчивый тип; Лагартихо, кстати, освистали и выгнали с арены во время его последнего выступления в Мадриде. Добравшись до хроники про Гверриту, очередного героя очередного золотого века, который практически совпал с периодом испано-американской войны, можно прочитать, что быки опять-таки мелкие и молоденькие; и куда только канули статные великаны с феноменальной отвагой, прославившие Лагартихо и Фраскуэло? Гверрита и в подметки не годится Лагартихо, читаем мы дальше; чистое кощунство — сравнивать между собой этих двух матадоров, и теперешнее кричащее, вульгарное обезьянничанье заставляет вертеться в гробу каждого, кто помнит торжественную честность (уже не уродливую злобу) Фраскуэло. Эль Эспартеро? Тьфу! к тому же он это доказал, дав себя убить; но вот наконец Гверрита покидает профессию, и все с облегчением вздыхают; надоел, сил нет. Однако едва великий Гверрито сходит со сцены, коррида вновь оказывается в глубоком застое. Быки — трудно поверить, но это так — опять отчего-то измельчали и помолодели, а если вдруг попадется матерый экземпляр, так обязательно трус; Маззантини никуда не годен; да, он убивает, но только не в манере ресибьендо; при работе с плащом путается в собственных ногах, а с мулетой на него жалко смотреть. Ура, вот он тоже уходит на пенсию; однако стоит великому дону Луису Маззантини удалиться, как быки всем назло вновь мельчают и молодеют, хотя есть и гиганты, но им телеги впору таскать, а не по арене бегать; и раз тот исполин со шпагой, TQT прославленный Гверрита, мастер из мастеров, увы, уже не при деле, все эти выскочки типа Рикардо Бомбиты, Мачаквиты и Рафаэля Эль Галло поголовно мошенники-трюкачи, и они-то нынче заправляют корридой. Бомбита царит над быками с мулетой, улыбка у него сногсшибательная, но не умеет он убивать как Маззантини; Эль Галло вообще смехотворен, полоумный цыган; Мачаквито отважен, но невежественен, держится только за счет невероятного везенья и того факта, что быки сильно помолодели и измельчали в сравнении с вечно свирепыми громадами эпохи Лагартихо и Сальвадора Санчеса по прозвищу Фраскуэло, ныне именуемого не иначе как «Негр», но только по-дружески, не в обиду, тем более что он прославился своим добрым отношением ко всем и каждому. Висенте Пастор честен и смел на арене, но при заколе делает подскок, а перед боем его тошнит от страха. Антонио Фуэнтес еще элегантен, красиво исполняет приемы с дротиками, убивает в приятном стиле, но это ему не в зачет, потому что кто угодно будет элегантен со столь молоденькими и маленькими бычками, которых никак не сравнить с животными времен тех безупречных колоссов по имени Лагартихо, Фраскуэло, героического Эспартеро, повелителя мастеров Гверриты и виртуоза шпаги, дона Луиса Маззантини.

Кстати, в эпоху, когда дон Индалесио Москвера взялся продвигать мадридскую арену и в корриде его не интересовало ничего, кроме размера быков, статистика доказывает, что быки в Мадриде были крупны как никогда.

Примерно в то же время в Мексике погиб Антонио Монтес, и народ тут же осознал, что как раз он-то и был подлинным героем своего времени. Серьезный и всемогущий, никогда не подводивший публику, Монтес был убит небольшим, длинношеим мексиканским бычком со впалыми боками, который не стал следовать за мулетой, а взял да вскинул голову, когда в него вонзилась шпага. Когда Монтес развернулся, чтобы выскочить из своеобразного «ухвата» из рогов, правый рог попал ему точнехонько между ягодиц, вскинул в воздух и понес будто сидящего на стуле (рог, кстати, вошел полностью, до основания); бычок пробежал так метра четыре и свалился замертво. Монтес прожил еще четыре дня.

Тут на сцену выходит Хоселито, которого в начале карьеры прозвали Пасос-Ларгос, дословно «Широкие шаги», и на него набрасываются все почитатели Бомбиты, Мачаквиты, Фуэнтеса и Висенте Пастора, которые, к счастью, успели уйти на пенсию и, стало быть, оказались несравнимыми, а заодно и несравненными. А про Бельмонте Гверрита заметил, мол, если хотите посмотреть на него, делайте это поскорее, так как он-де долго не протянет; никто не может работать столь близко к быкам. Когда тот стал работать еще ближе, все обнаружили, что быки-то, естественно, не что иное, как жалкие пародии на исполинских животных, которых он, Гверрита, убивал в свое время. Газеты признавали, что Хоселито весьма хорош, но при этом указывали, что он умеет втыкать бандерильи только под правую руку (не забывая опять-таки напомнить про быков-недомерков); убивает настолько высоко вскинутой шпагой, что кое-кто утверждал, будто он выдергивает ее из собственного темечка, хотя другие держались точки зрения, что она была продолжением его носа; и еще — ей-богу, не вру! — его освистали и закидали подушечками в последний день мадридских выступлений, 15 мая 1920 года, когда он работал со своим вторым быком, успев получить отрезанное ухо от первого. Так ног, ему заехали в лицо кожаной подушечкой, покамест толпа орала «¡Que se vaya! que se vaya!», что можно перевести как «Чтоб его духу здесь больше не было!». На следующий день, 16 мая, он погиб в Талавера-де-ла-Рейне; рог прободал ему подбрюшье, так что кишки вылезли (и он не смог удержать их обеими руками; скончался от травматического шока, пока врачи работали над раной; лицо его ни операционном столе было таким безмятежным после смерти; есть снимок с его свояком, склонившимся над изголовьем смертного одра, с носовым платком у глаз; на улице толпа воющих цыган, к которым присоединяются все новые и новые рыдальщики; а вот Эль Галло, в одиночку, весь потерянный, бродит кругами у часовни, страшась зайти и увидеть родного брата мертвым; бандерильеро Альмендро причитает: «Говорю вам, уж если его убили, нас и подавно прикончат! Вот попомните мои слова!»), и пресса тут же объявила его величайшим тореро всех времен; даже выше, чем Гверрита, Фраскуэло, Лагартихо, если верить все тем же людям, которые при жизни на него нападали. Бельмонте вышел на пенсию и немедленно превзошел даже Хосе, а когда вернулся после смерти Маэры, то народ обнаружил, что он, оказывается, лишь наглый, охочий до денег эксплуататор некогда великого имени (не спорю, в тот сезон для него действительно специально отбирали быков), провыступал еще с годик (клянусь, лучший в его карьере), когда сражался со нсеми быками без каких-либо требований к их размеру, показал полный триумф во всем, включая закалывание (чего раньше никак не мог освоить в полной мере), но весь тот сезон газеты не оставляли на нем живого места. После почти что смертельного ранения вновь ушел на пенсию, и все современники хором сказали: он-то и есть величайший из ныне живущих тореро! Вот такая картина царит у нас в корриде, и я понятия не имею, каким на самом деле был Педро Ромеро, пока не прочитаю о нем отзывы современников до, в течение и после окончания его карьеры, хотя я очень сомневаюсь, что таких отзывов найдется достаточно много (пусть даже в письмах друзьям), чтобы можно было составить по-настоящему объективное мнение.

Страница