Новая власть. Какие силы управляют миром - и как заставить их работать на вас - читать онлайн книгу. Автор: Джереми Хейманс, Генри Тиммс cтр.№ 35

Площадки наподобие Airbnb существуют благодаря тому, что они позволяют гостям и хозяевам жилья оставлять подробные отзывы друг о друге (снабженные рейтинговыми баллами), причем владелец платформы берет на себя определенные риски (всё это можно представить как «централизованные» методы поддержания доверия — например, касающиеся безопасности платежей и подтверждения личности пользователей). Однако именно конкретные особенности таких систем определяют их эффективность. Создатели Airbnb осознали, что, опасаясь мести и просто неловких моментов, пользователи оставляли друг другу значительно менее честные отзывы, чем могли бы. Так что в 2015 году сервис ввел практику одновременной публикации, чтобы на отзыв хозяина о госте не влиял негативный или позитивный отзыв гостя о хозяине — и наоборот. Социолог Том Сли обнаружил, что до этого изменения подавляющее большинство оценок на Airbnb составляли 4,5 и 5: «Когда мы ставим оценки друг другу, это скорее любезность, чем объективное суждение. Подобно тому, как размер чаевых, которые вы оставляете в ресторане, лишь очень слабо соотносится с качеством обслуживания, эти 4,5 или 5 — скорее просто способ вежливо завершить обмен услугами, чем реальная оценка поведения хозяина или гостя» [236]. Такая тенденция прослеживается и на других нововластных платформах, и вы легко заметите ее, скажем, в своих взаимоотношениях с водителем Uber: когда вы уже вылезаете из его машины, он сообщает, что поставит вам пять звездочек — в надежде, что вы почувствуете себя морально обязанным ответить ему тем же.

Размышляя о роли доверия и репутационных систем в нововластных моделях, важно помнить и о том, как они могут усиливать уже существующие предрассудки или предубеждение. Бен Эдельман и Майкл Люка из Гарвардской школы бизнеса обнаружили, что для сравнимого жилья «не-черные хозяева имеют возможность устанавливать цену примерно на 12% выше той, которую запрашивают черные хозяева» (если сделать поправку на рейтинг и аналогичные факторы) [237]. Дальнейшие исследования, которые провели Эдельман, Люка и Дэн Свирски, выявили откровенную дискриминацию черных гостей [238]. Та самая система, которую Airbnb разработал для того, чтобы люди больше доверяли друг другу (в этой системе используются реальные имена и лица гостей и хозяев), позволила неявным предрассудкам (и старому доброму расизму) наносить совершенно явный ущерб. Поднялась мощная волна общественной реакции: темнокожие пользователи рассказывали о своем опыте работы с сервисом, ставя хештег #AirbnbWhileBlack (#ЕслиТыЧерныйЮзерAirbnb). В результате в 2016 году компания объявила, что вводит ряд мер по борьбе с дискриминацией. Однако стоит отметить, что она отказалась добавить возможность создавать анонимные профили, поскольку «фотографии в профиле играют ключевую роль в миссии Airbnb по выстраиванию сообщества» [239].

Кто диктует условия?

Когда перед участниками движения Occupy вставал какой-то важный вопрос, они собирались в манхэттенском Зуккотти-парке на так называемую «генеральную ассамблею». Чтобы принять решение, требовалось достичь почти полного единогласия среди сотен или даже тысяч людей. Для голосования использовалась изощренная система жестов: в знак согласия нужно было помахать пальцами в воздухе, в знак несогласия — свесить кисть руки вниз, а чтобы наложить вето — скрестить кулаки. На генассамблее всё было устроено так, чтобы создать у участников ощущение равноправного голосования, результаты которого не зависят от громкости отдельных голосов и влиятельности их обладателей. Использовался также прием «народного микрофона»: собравшиеся на генассамблею хором повторяли слова выступающих, чтобы их могли услышать все. Собственно, эту тактику изначально придумали как своего рода обходной маневр — поскольку полиция принимала драконовские меры против использования мегафонов [240]. Но затем этот метод стал олицетворением этики движения Occupy — этики всеобщего участия и коллективного действия. Крейг Колхаун, социолог-теоретик, занимающийся проблемами общественных движений, описал этот процесс так: «Появление людей-мегафонов вывело на поверхность децентрализованную, по-настоящему народную природу подобных акций по захвату общественных мест; в результате деятельность группы стала проявлением коллегиальной демократии» [241].

Движение Occupy заняло радикальную позицию в вопросе того, кто диктует условия и определяет повестку: здесь это могут делать вообще все. И в конце концов движению пришлось расплачиваться за такую свободу. Эндрю Корнелл вспоминает, как один из наблюдателей, симпатизировавших движению «Захвати Лос-Анджелес», объяснял, почему в этом городе акция растеряла первоначальный запал: «По прошествии трех недель оказалось, что группа тратит на обсуждения внутренних процедурных вопросов больше времени, чем на что-либо еще» [242].

Многие нововластные сообщества — особенно корпоративные — склоняются к другой крайности, когда правила диктуют исключительно владельцы платформы, предоставляя массам право голоса лишь по самым тривиальным вопросам. Компания Facebook Inc. сама принимает все важные управленческие решения, а рядовой пользователь может разве что ковыряться в своих настройках приватности да выбирать из ограниченного набора значков-эмодзи.

Чтобы продемонстрировать, как эти подходы к конструированию сообщества могут сказаться на его судьбе, мы расскажем о движении, которое в первые годы своего существования все сделало правильно: выстроило сообщество пылких сторонников и уравновесило все углы треугольника, а также продумало систему поощрений и механизм обратной связи.

В каком-то смысле во всем этом был виноват Роберт Редфорд.

Изначальный план был простым, искренним и наивным. Вернуться из африканской экспедиции в 2003-м. Сделать по-настоящему захватывающим документальный фильм. Попасть на кинофестиваль «Санденс». Стать всеобщими любимцами в мире кинодокументалистики. Познакомиться с Редфордом ^[34]. Может быть, убедить его познакомить вас с Джорджем Клуни. Прославиться на весь мир. Увидеть, как этот мир объединяется против варварской жестокости угандийского вождя Джозефа Кони. Свергнуть его.

Однако на «Санденсе» сказали «нет». И три молодых американца — Джейсон Рассел, Бобби Бейли и Ларен Пул, основавшие движение «Невидимые дети», почувствовали, что застряли. У них была история, которую — как им казалось — миру нужно услышать. От этого зависели жизни людей. Однако им никак не удавалось ее распространить. В ту пору сеть Netflix еще не выпускала собственные программы, а сервис YouTube пребывал во младенческом состоянии. Поэтому из-за нехватки возможностей (и всего прочего) они решили выстроить собственную модель. Бен Кизи, бывший гендиректор Invisible Children, рассказывал нам: «Нас побудило к этому желание послать систему ко всем чертям и заявить: мы создадим свою систему распространения, мы достучимся непосредственно до аудитории» [243].

Их первый фильм, «Невидимые дети. Черновой монтаж» (тот самый, которым пренебрег Редфорд), рассказывает историю движения. В картине показано, как три молодых белых хипстера, чистеньких и стильно-мускулистых, словно с рекламы досок для серфинга, направляются в Африку «в поисках подходящего сюжета» — и находят его в ужасающих преступлениях Джозефа Кони, насильственно вербующего детей в свою террористическую «народную армию» [244].