Письма к императору Александру III, 1881–1894 - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Мещерский cтр.№ 177

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Письма к императору Александру III, 1881–1894 | Автор книги - Владимир Мещерский

Cтраница 177
читать онлайн книги бесплатно

Но как только подсудимым явится интересный убийца, и интересность его заключается в очевидной для всех принадлежности к политической шайке разрушителей власти и порядка в государстве, – тогда немедленно его превосходительство суд и его превосходительство прокурор надевают на себя шоры и не хотят ведать иное, чем расследуемый факт, без связи с прошедшим или с другими делами политическо-уголовного свойства этого же времени. Было, например, знаменитое дело о беспорядках и буйствах и грабежах между рабочими толпами на громадной Ореховской фабрике в Московской губернии [703]; было крупное и сложное дело о бесчинствах толпы рабочих на одной из фабрик Тверской губернии; были такие же беспорядки между рабочими на одной из фабрик в Петербургском уезде, – по всем этим делам предварительное следствие обнаруживало несомненно то же, что было обнаружено в псковском деле об убийстве купчихи: связь между заграничными политическими анархистами и отдельными движениями рабочих то здесь, то там на фабрике в каком-либо промышленном центре России или, вернее, с подстрекателями, зачинщиками и устроителями этих беспорядков, а между тем по всем этим делам знаменитые шоры суда и прокуратуры производят чудесное превращение дела о рабочих беспорядках по заговору и почину политических преступников в простые отдельные эпизоды уличных случайных беспорядков чуть ли не мировому суду подведомственных!

Спрашиваю: отчего это так? Спрашиваю: отчего же высшее судебное начальство не обратит внимания на эти заведшиеся в его ведомстве шоры для целого ряда уголовных дел, имеющих связь и общение с политическими партиями пропаганды беспорядков за границею и у нас?

В псковском деле об убийстве богатой купчихи эти волшебные шоры и их магическое действие особенно бросались в глаза и особенно деятельную играли роль для отвода от дела всякого подозрения, что оно в связи с другими политическими кружками. Ведь в этом деле обнаружено действие целой шайки, любезно названной судом кружком; обнаружена связь с несколькими кружками в главных городах России; обнаружено, что, вернувшийся с почетным дипломом политического эмигранта из-за границы, убийца Баранович обворовывал и ограблял свою жертву для какого-то общего дела.

Да, обнаружено, и все до единого, наполнявшие залу суда по этому делу русские люди, кроме суда, прокуратуры и защитников, вынесли убеждение, что это дело должно быть рассмотрено в связи с другими фактами, кроме отдельного факта убийства купчихи; но благодатные шоры сыграли свою роль… и, благодаря им, все участники в этом преступлении разделены на три группы: одна группа – убийца-solo – отправляется заниматься садоводством на каторге… вторая группа – несколько соучастников – отправляется на поселение учить порядку и повиновению власти рабочих того отдаленного захолустья, где надзора и полиции мало; а третья группа участников – признана по суду оправданною, и… и… возвращена со скамьи подсудимых на скамью учащихся.

Отчего же это так странно?

Отчего эти шоры?

Для интереса прилагается статья «Гражданина» о псковском уголовном деле, на обороте [704].

«Интересное» дело, о котором я хочу говорить, мрачное убийство псковской купчихи Боговской, а «интересный» преступник – сперва эмигрант, а потом ученик землемерного училища во Пскове – Баранович. Обстоятельства дела, как они выяснились на суде, весьма характерны.

Молодой преступник поражал своею наглостью и дерзким цинизмом. Сын какого-то петербургского дельца, он покинул родительский кров и шатался за границей по фабрикам, получая что-то в роде 6–7 руб. в месяц: «Ему случалось есть один сухой хлеб», – с пафосом говорил его адвокат, как будто это сколько-нибудь относилось к делу. Затем он вдруг приезжает в Россию и поступает в Псковское землемерное училище. Но, будучи уже далеко не юношей, он по-видимому, кроме работ на фабриках, заводил для чего-то повсеместные связи в среде учащейся молодежи – в Петербурге, Москве, Варшаве и за границей.

Затем он вступает в ужасное, поражающее в молодом человеке, соглашение с несколькими юношами. Трудно представить себе, сколько в ином из нынешних, помалчивающих и ухмыляющихся юношей холодной беспринципности, жестокости и отсутствия нравственной сдержки. Этот таинственный Баранович вступает в соглашение с тремя инженер-технологами, чтобы, не разбирая никаких средств, добывать деньги в пользу шайки (ибо это «шайка», как бы суд деликатно не называл это скромным именем «кружка»), и которая по-видимому состояла не из одних этих лиц и добываемые самым низким образом деньги требовала от Барановича под какими-нибудь угрозами.

Баранович, по назначению кружка, как более для этого подходящее из шайки лицо, вступает в интимные отношения с молодой купеческой вдовой, купчихой Боговской, староверкой, которая видит в потерявшем образ человеческий юноше будущего мужа и увлекается им. Он же обирает ее самым наглым образом и уже располагает весьма большими деньгами. Куда шли эти деньги? – этого вполне из дела видеть нельзя. Он посылал и деньги, и бриллианты несчастной членам шайки, которые, конечно, за ним шпионили и требовали денег, обменивали бриллианты, спускали добытые бумаги и векселя. Он посылал их также и другим членам в Петербург и Варшаву, где он был близок с студенческими кружками. Неужели же (если эти «кружки» не были с ним в заговоре), неужели же, при виде стольких денег, появляющихся из рук товарища, у которого ничего своего не было, неужели им не приходил естественный вопрос: откуда брались они? В Петербурге есть студенческий кружок, который силился провести свой устав к утверждению, но правительство этот устав не разрешило. Баранович дает этому противозаконному кружку 3000 руб. И никто не поинтересовался и не знал, откуда! Будто бы? – странно!

Видя какую-то странную таинственность в поведении своего предполагаемого жениха, женская ревность заподозрила его верность, и Боговская, чтобы попугать его, пустила слух, что выходит замуж. Не питая в своей звериной душе никакого чувства к несчастной, он не мог понять и в ней ее сердечных движений. Он испугался, что она, как денежный мешок, уже пропала навсегда для его презренной шайки, и зверь этот убил несчастную топором, ограбив ее дочиста, обобрав все ее векселя и драгоценности, которые у него и найдены при обыске.

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению Перейти к Примечанию