Письма к императору Александру III, 1881–1894 - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Мещерский cтр.№ 154

Страница

Да и потом: одно чтение, а другое – сцена! Если при чтении, как рассказывают в газетах, у одного крестьянина сорвалось мненье, что Микита оплошал, покаявшись, то что же ждать от театра? Да еще от Александр[инского] театра, где все скверное будет хорошо и рельефно передано, а последняя сцена, soi-disant ^[610], успокаивающая – наверно пропадет?

Да и то сказать: после Пасхи, праздника любви Христовой – время ли ставить на сцене Императ[орского] театра такую картину ужасов и мерзостей, да еще в присутствии Царя? Это одно на благочестивых людей произведет удручающее впечатление.

Да и время ли вообще на сцене вводить публику, без того распущенную, без того расшатанную, а в иных слоях совсем готовую на какие угодно преступления – во все сокровенные тайны преступлений, мастерски охарактеризованных? Не будь это chef-d’œuvre ^[611] пера Толстого, не стоило бы говорить о предмете. Но раз это Толстого вещь, надо считаться со всеми последствиями такого события, как появление на Императ[орской] сцене по желанию Государя, вопреки запрещению цензуры, пьесы, где проведена все-таки мысль народного быта целой семьи, совсем обособленной типами и нравами от общей семьи православного люда.

Да и сдается, что если правда Государь поедет на репетицию, то Бог вдохновит Его увидеть, что на сцене после Пасхи страшно волновать умы такими страстями. И тогда как легко было бы сказать: нет, лучше повременить ставить, а там и забыть про нее.

Свидание с [П. А.] Грессером произвело на меня сильное впечатление. Чтобы такого человека довести до упадка энергии надо много серьезных причин. И эти причины действительно серьезны. Последние события 1 марта проявили [П. В.] Оржевского в таком уже свете, что вопрос ставится ребром для бедного Грессера: быть или не быть? В то же время, по-моему, ставится и другой вопрос: в здравом уме Оржевский или нет? Мне кажется, что его честолюбие, уже слившееся в одно с ненавистью к Грессеру, перешло пределы здорового умственного состояния. Он заговаривается и не владеет собою. А сколько от этого может пострадать дело, страшно и подумать. Уже прошлогодняя выходка Оржевского, имевшего наглость сказать [Д. А.] Толстому: «Я на все согласен, распределяйте обязанности на случай вашего отъезда, как хотите, но под одним условием, чтобы Грессера бы не представляли к награде, а меня представили бы» – уже это, говорю я, было проявление помраченного ненавистью и завистью рассудка.

Но что же сказать о том, что он теперь делает? Начать с того, что он в Петербурге поднял целую партию в обществе против Грессера, пустив по свету ложные рассказы о том, что полиция, благодаря Грессеру, проспала будто бы заговор 1 марта. Во-вторых, он весь Департамент полиции вооружил ненавистью против Грессера. В-третьих, на первом же розыске, в присутствии министра юстиции ^[612], он имеет наглость обратиться при Грессере же к директору Д[епартаме]нта полиции [П. Н.] Дурново с внушением за то, что тот 27 февраля сведения о предполагающихся заговорщиках послал к Грессеру, а не к начальнику сыскного отделения ^[613], «как я вам это приказывал», прибавил Оржевский. В-четвертых, этот же Оржевский имеет бестактность сказать [П. А.] Черевину, что он не выносит Грессера, потому что тот все приписывает себе, и вследствие этого Государь с ним любезен, а с ним, Оржевским, нет!

И вот к чему сводится дело в такую минуту, когда малейшая оплошность, малейшая недомолвка может испортить весь розыск неисправимо!

Понятно, что при таких условиях одному из двух надо уйти, или же надо совсем изъять Грессера из малейшей зависимости от Оржевского. Второе мне кажется труднее сделать потому, что если даже Грессер совсем освободится от зависимости от Оржевского, Оржевский, как подобие шефа жандармов, сохранит за собою возможность пакостить Грессеру и способен ему пакостить именно там, где интриги Оржевского могут сильно вредить делу политического розыска.

Всего лучше было бы прямо поставить вопрос: кто нужнее, Оржевский или Грессер? Оржевский умен и способен, но он в этой должности парализован ненавистью к Грессеру; следовательно, отчего бы ему не дать один из генерал-губернаторских постов, как о том ходят сплетни в городе ^[614].

Грессеру же не дай Бог уходить. Он слишком нужен Петербургу и ее полиции.

А кого на место Оржевского?

Я бы предложил этот пост прекрасному человеку, генералу [Н. И.] Шебеко. Он высоко честный, глубоко преданный и умный человек. Он был кишиневским губернатором и с тех пор сидит забытый и о себе не напоминает. А жаль такого человека не утилизировать. К тому же Толстой его очень любит, и Грессер его любит. С таким человеком было бы Грессеру легко ладить, но все-таки главное – совсем освободить градоначальника от отношений личных к начальнику жандармов и поставить в прямые отношения подчинения только к министру внутренних дел.

В предположении, что нижеследующая статья, поистине прекрасная К. П. Победон[осцева] в вчерашнем «Гражданине» ^[615] может заинтересовать, привожу ее целиком.

Записная книжка

21

Отличительный характер настоящего несчастного времени составляют явления дикого анархизма, стремящегося – уже не словом только и учением, но и самым делом, к насильственному разрушению всех существующих государственных и общественных учреждений и порядков. Явления эти вытекают из целой теории, эпидемически распространяющейся в наши дни особливо между молодыми людьми, не успевшими еще войти в ту или другую колею практической общественной деятельности и найти в ней успокоение мысли.

Страница