Между клизмой и харизмой - читать онлайн книгу. Автор: Самвел Аветисян cтр.№ 36

Первое хозяйство, в которое мы случайно уперлись, петляя по узким дорогам Болгери, был безымянный замок. Или, может, просто Оливьеро не знал названия, а я постеснялся спросить у хозяев. Нас встретила юная итальянка по имени Матильда. Несмотря на холодный ветер, Матильда была в легкомысленном шифоновом платье, воротник которого от дуновений ветра то и дело приоткрывал ее длинную лебединую шею, чуть полноватую и округлую, как на портретах Модильяни. Редкую бледность ее широкоскулого лица с изумрудными глазами подчеркивали чувственные ярко-красные губы. На мое parli inglese? ^[43] она бойко прощебетала:

— Ви из Русин? Я нимного говорю руски. Я била месяц Москва.

— Изучали язык?

— Да. — Матильда, покачивая бедрами, пригласила нас в дом. — это кастелло принадлежит моя фамилия уже пять generazione ^[44]. А это мой… как по-русски padre ^[45]? — Из темноты бродильного подвала послышались проворные шаги крепкого старика с пепельной бородой и недовольным взглядом. Во всем его поведении — походке, мимике, жестах — явственно проступал итальянский пофигизм в суровой крестьянской форме. Альфонсо, так звали отца Матильды, провел нас в погреб, где угостил вином нового урожая, отсасывая его шлангом из бочки. Пока Альфонсо руками (английского он не знал) рассказывал о молодом вине, Оливьеро нежно ворковал с Матильдой.

— Она просто восхитительна, — шепнул он мне на ухо, когда мы сели в машину. — я предложил ей сняться в нашей рекламе. Думаю, она будет органична в роли лесбиянки.

— Лесбиянки?

— Да, одна из танцующих пар у нас лесбийская.

— А другие пары?

— Другие? Есть и натуральные пары, есть и гомосексуальные.

Второе хозяйство, которое мы посетили, вернее, желали страстно посетить, была легендарная Tenuta dell’Omellaia маркиза Лодовико Антинори. Оливьеро называл маркиза другом, притом смертельным, но маркиз нас не принял. Со слов секретарши, он захворал. Инфлуенция. Оливьеро, понятное дело, страшно расстроился и всю обратную дорогу истово матерился:

— Aristocratico puzzolente… bastardo… pezzo di merda… ^[46]

Дома Оливьеро чуть-чуть поостыл:

— Ничего, мы этого аристократа вонючего, этого ублюдка еще проучим. Мы с тобой, ту armenian friend, сделаем лучшее вино в мире, покруче орнелайи. Я выделю тебе участок в поместье, пригласим лучшего энолога и заткнем за пояс этот кусок говна. Ты же мечтал о винограднике? Как по-русски будет Quadrato Rosso?

— Красная площадь. Так хочешь назвать вино? — Разумеется, я не воспринял слова Оливьеро всерьез, но так хотелось в это верить.

— Да, в честь Малевича.

— Тогда не площадь, а квадрат. Красный квадрат.

— Какая разница?

Какая разница, задумался я. Да большая. Но как с моим лоскутным английским объяснить Оливьеро, что квадрат олицетворяет фиксацию смерти, как противостояние бренного мира вечному, а красный цвет есть архетип порядка на земле? Поэтому я скупо отрезал:

— Ploshchad is about politics, but kvadrat is about the art ^[47].

Утром следующего дня я был уже в Москве — и прямиком в офис. Ярдов пребывал в благостном состоянии духа, удобно расположившись в кресле в ожидании моего отчета.

— Рассказывай! — В кабинете пахло женским парфюмом. Интересно, кого он принимал в такую рань.

— Идея, в общем-то, простая. В ролике на общем плане — молодежная тусовка. Где-нибудь в Венеции. Камера плавно наезжает, и мы замечаем, что все танцующие в карнавальных масках. Далее камера выхватывает из толпы отдельные пары. Вот парень с девушкой в масках Бен Ладена и Джорджа Буша танцуют, целуясь взасос. Вот другая пара — парень и парень в масках Ясира Арафата и Ариэля Шарона прижались друг к другу. А вот девушка с девушкой в масках Шамиля Басаева и Владимира Путина целуются тоже. Потом камера медленно отъезжает, и мы видим, как сбрасываются маски, и через морфинг на весь экран проявляются три буквы — МИР. А в нижнем правом углу экрана появляется наш логотип: Yardoff.

Ярдов молчал. Повисла свинцовая пауза. Через минуту от напряжения в воздухе свинец стал накаляться и выделять едкий запах катастрофы.

— Ты, блядь, сука, пидарас, совсем охренел! Ты хочешь, чтобы я повторил судьбу Ходорковского? Ты, гондон многоразовый, совсем потерял в Италии чувство реальности. Славы захотел, сука, а мне что прикажешь делать? Варежки вязать на зоне? — Ярдов в ярости швырнул в меня тяжелую сигарную пепельницу. Я чудом увернулся. На шум из соседней комнаты прибежал Алексей Розов.

— Что-то серьезное? — тихо спросил меня Алексей.

— Слегка штормит.

— Что приперся? — крикнул Ярдов на Розова. — Иди работать. И пусть секретарша соединит меня с Тоскани.

— Маэстро, ты, конечно, великий, но с нами явно схалтурил. — Ярдов включил громкую связь. — То, что ты придумал, — это буллшит.

— Что?

— Я говорю то, что ты сделал, — это буллшит. — Ярдов повысил голос. — Такого говна и здесь хватает. Его тоннами производят. Ты сделал халтуру на коленке и пытаешься нам это всучить. Я не хочу говорить, что у льва шатаются зубы, но от тебя даже Benetton отвернулся.

— Hey, ragazzo ^[48], если ты лучше меня знаешь, что тебе нужно, зачем позвал? — голос Оливьеро звучал спокойно и размеренно.

— Фрателло, я готов высказываться по всем вопросам политики, начиная с Украины и заканчивая Киотским протоколом, но не желаю смешивать политику с бизнесом. Какие fucking ^[49] маски политиков? Пусть Хакамада с Лимоновым борются с режимом, а мне неинтересно.

— Послушай, tovarishch, я расскажу тебе историю. Когда Пикассо спросили, почему он запросил неимоверно много денег за простой рисунок на салфетке, на который потратил пару минут, он ответил: пару минут и всю жизнь.

— Пикассо — гений, а у тебя климакс, фрателло. Имей мужество принять это.

— Pezzo di merda ^[50], - голос Оливьеро стал резче, — заплати за контракт, и расстанемся по-хорошему.

— За что? Нет работы — нет гонорара! К тому же мы тебе такой пиар устроили. Теперь тебя каждая собака здесь знает. Как по-итальянски импотент? — Ярдов повернулся ко мне.