– Обычно так поступают или с большого перепуга, или от безысходности, – сказал Плюх.
– Второе – не тот случай. А насчет перепуга – неужели мы такие страшные? Или же он Блямса испугался, оттого в него и попал?
– А может, он боялся, что если мы пойдем, как шли, то увидим нечто такое, что нам видеть не следует? – высказал предположение профессор.
– Давайте посмотрим, – пожала плечами Илона. – Только субчику этому, пока не очухался, ноги бы да руки связать…
– Н-не н-надо!.. – вдруг замычал тот, не раскрывая при этом глаз.
– Чего вдруг? – наклонилась к нему девушка и ткнула стволом «Никеля» ему в грудь. – И глаза-то открой, нечего дурачком прикидываться.
– Не надо меня связывать. – Пленник открыл глаза и попытался подняться, но ствол Илониного автомата сделать это ему не позволил. – Вы уйдете, меня оставите, а как я потом?
– Что ж ты, нянчиться теперь с тобой прикажешь? Небось, когда по людям стрелял, тебе нянька была без надобности!
– Я не стрелял по людям! – дернулся тот. – Я ведь, так сказать, только отпугнуть! Специально мимо вас целился…
– Мимо?! – возмутился Плюх. – Ёхи-блохи! Ты попал в нашего друга!
– Но ведь он же… – испуганно заморгал мужчина, кося взглядом на Блямса.
– Он же не человек, ты хочешь сказать? – договорил за него косморазведчик. В ответ на слабый кивок пленного Егор засопел и выдавил: – Блямс куда человечней тебя…
– Вот именно, – подхватила Забияка. – Поскольку не стал тебе в отместку ногу откусывать. А ведь мог бы.
Мужчина побледнел и нервно заелозил.
– Боишься? – усмехнулась девушка. – И правильно делаешь. Потому что если не скажешь, чего ты тут прячешь, то Блямс насчет твоей ноги передумает. А коли понравится, он тебе и вторую отчикает. Потом руки, а затем и голову. Впрочем, он добрый, может, пожалеет тебя… – Пленник судорожно, с явным облегчением выдохнул, а Илона закончила: – …голову оставит.
– Не надо, не надо голову! – вновь порываясь встать, закричал мужчина, но Забияка «Никель» не убирала. – То есть ничего не надо откусывать! Я все вам скажу! И даже покажу! И даже разрешу взять!..
– Разрешишь?.. – Девушка надавила стволом. – Не наглейте, сударь!
– Ну, то есть, нет, не разрешу… Фу-уу!.. В том смысле, так сказать, что не стану препятствовать… Ох, да что это я… Но вы же меня поняли?
– Пока нет, – насупился Плюх. – Ты еще ничего дельного не сказал. И уж тем более не показал.
– Я покажу! Только… Вы не уберете от меня это? – Заискивающе глядя на Илону, мужчина коснулся пальцем ствольной коробки «Никеля».
– Не трожь! – рыкнула девушка, но автомат отвела.
Пленник сел и осторожно потрогал голову.
– Ой, – сказал он. – А еще, если вас не затруднит, не перевяжете мне голову? По-моему, там кровь. Боюсь крови, знаете ли. Я, если угодно, авиационный инженер. Практически. Не успел диплом защитить.
– Ты его не слишком сильно ударила? – Плюх посмотрел на Забияку, а затем перевел взгляд на сидящего незнакомца: – Ты чего несешь? За идиотов нас держишь? Сейчас Блямс с головы и начнет, нечего будет перевязывать.
– Напрасно вы так, Егор, – подал вдруг голос Юлий Алексеевич Сысоев. – Человек действительно ранен, и уж если зашла речь о человечности, то оказать ему помощь было бы сейчас лучшим ее проявлением.
– Но при чем тут инженер? – смутился Плюх. – Авиационный еще…
– Потому что это я, – тихо сказал раненый. – Меня, кстати, Николаем зовут. Николай Николаевич Катков, с вашего позволения. Можно просто Дед – мой, так сказать, позывной…
– Забияка, перевяжи его, а? – попросил косморазведчик. – Если повязка нечаянно и рот захватит, будет совсем хорошо.
Без особой охоты, ворча что-то под нос, Илона осмотрела рану Деда, промыла ее водой из фляги, перевязала.
– Всего-то кожа и содрана, – озвучила она потом диагноз. – Удар по касательной пришелся. Так что в умирающего играть не советую, а то добавить могу для достоверности.
– Да у меня и мысли такой не было! – вскочил на ноги Катков и, увидев направленные на него стволы знакомого уже «Никеля» и «Печенги» Плюха, замер. – И я вас очень прошу: не надо в меня целиться, я убегать не собираюсь. Вообще целиться в человека, если не собираешься в него стрелять, нехорошо. Я вот когда в армии служил, наш командир…
– Отставить! – рявкнула Илона. – Теперь я твой командир! И первый мой приказ: молчать, когда не спрашивают! А второй: показывай, что прятал!
Дед принял вид незаслуженно обиженного человека, даже губы у него задрожали.
– Да я… Да разве я прятал?.. Да я, так сказать, всей душой…
– Егор, я так больше не могу! – простонала, глядя на Плюха, девушка. – Ну почему я его так слабо огрела?.. Можно я повторю?
Повторить Забияке не разрешили, и притихший Дед обвел мужчин благодарным взглядом. На девушку и на «богомола» он не смотрел: на Илону, похоже, принципиально или скорей от обиды, чем от страха, а на «богомола», судя по всему, как раз потому, что боялся, а может, еще и от чувства вины.
Внимательно рассмотрел Каткова и Плюх. Николай Николаевич был хоть и невысок, но коренаст; судя по фигуре и обтянувшей бицепсы-трицепсы ткани, силен. Лицо у него было по-мужицки простое, широкое, с утонувшими над весьма пухлыми щеками маленькими глазками. Брови Деда почти всегда были приподняты, отчего он все время казался удивленно-обиженным.
Определить же возраст мужчины Егор не сумел: Каткову можно было дать как двадцать пять, так и на десять лет больше. Как Дед потом рассказал (а рассказывать и вообще говорить он любил больше всего на свете и замолкал лишь по исключительно веским причинам), до того как попасть в Зону, он успел пошоферить, проучиться пару семестров в строительном институте, отслужить в армии, поработать грузчиком, почти закончить еще один (жутко секретный, по словам Деда) институт, где он практически стал авиационным инженером – защитить диплом он не успел как раз потому, что попал в Зону. Здесь Николай Николаевич пытался примкнуть то к одной, то к другой группировке сталкеров, но его отовсюду гнали. Плюх был уверен, что знает почему. Его удивляло, как несчастного «почти инженера» вообще сгоряча не пристукнули. Впрочем, Катков утверждал, что ему всегда и во всем везло, а еще у него якобы было сильно развито чутье – как на плохое, так и на хорошее. Это везение вкупе с чутьем на плохое помогало ему вовремя покидать негостеприимные группировки, обходить опасные аномалии, избегать кровожадных тварей Зоны, и оно же, на пару с чутьем на хорошее, позволяло Деду неплохо существовать в качестве сталкера-одиночки, ведь те же артефакты он находил – что грибы после дождя.
Последней фартовой находкой, к которой инженер вскоре и привел Плюха с товарищами, оказался схрон. И уж это был схрон так схрон – глубокий, укрепленный дубовыми бревнами погреб-землянка, практически оружейно-вещевой склад небольшого подразделения. Там было припрятано не менее двух десятков штурмовых винтовок и короткоствольных автоматов, три ручных пулемета, а также пистолеты, гранаты, пять ящиков патронов всех нужных для имеющегося оружия калибров. Комплектов новенькой черной одежды – такой же, как на самом Деде, – и обуви (коротких сапог и «берцев») на первый взгляд лежало тут едва ли не на взвод. И – тушенка. Десять картонных коробок по двадцать банок в каждой!