– Нам удастся поехать в Бостон в следующее воскресенье? Ван Гог заканчивается через две недели.
– Посмотрим, согласится ли твой дядя жарить яичницы в воскресенье с утра. – Майлз задумался: – Эй, а Индиана Джонс не планирует, случаем, поездку в Бостон в ближайшее время?
– В следующее воскресенье, – ответила Тик, стараясь не улыбаться. Ей было явно приятно, что отец догадался, как и то, что он разделил ее иронию по поводу “фирменной” курицы с соусом барбекю, которую готовили едва ли не в каждой семье.
– Он тоже поклонник Ван Гога, этот паренек?
– Его зовут Донни, – сказала Тик, прежде чем исчезнуть в подсобке.
Дверь за ней не сразу захлопнулась, и Майлз успел увидеть Джона Восса, стоявшего на коленях перед посудомоечной машиной, изрыгавшей густые клубы пара. Парень разглядывал ее внутренности с ножом для колки льда в руке.
* * *
– Это обходится в сотню долларов, командир, – гудел Уолт за стойкой. После очередного позорного проигрыша в джин Матёрый Лис, как водится, переключился на Майлза, уговаривая его помериться силами на руках. В качестве стимула он использовал бесплатное трехмесячное членство в его фитнес-клубе, утверждая, что это изменит жизнь Майлза к лучшему, поскольку повысит его самооценку. Женившись на Жанин, Уолт был еще решительнее настроен компенсировать ее бывшему утраченное счастье. – Никто в своем уме не откажется от такого предложения.
– Я смогу тебя уговорить поработать утром в следующее воскресенье? – спросил Майлз брата.
Дэвид вздохнул – и не без оснований: пока Майлз лежал в больнице, он трудился в две смены. А теперь еще и это.
– Чем плох Бастер? Он недавно жаловался, что у него мало часов.
– Я бы попросил его, – начал Майлз, и он бы действительно так и сделал, скажи Дэвид “нет”, – но я не уверен, что он сможет стоять на ногах после субботнего вечера.
Доктор настоятельно рекомендовал Бастеру отказаться от выпивки, пока не окрепнет, но не пропустить стаканчик-другой субботним вечером противоречило всему существу Бастера.
– Ты же знаешь, Майлз, я ненавижу завтраки.
– Я обещал Тик свозить ее в Музей изящных искусств. – Майлз понизил голос, чтобы Уолт не подслушал и не предложил себя взамен. – Выставка, которую она хочет посмотреть, скоро завершается.
– Ладно.
– Хотя ты мог бы сам с ней поехать. Она бы обрадовалась.
– Нет, езжай ты.
Дэвид открыл духовку, проверяя ростбиф, запекавшийся на медленном огне. Он также заготовил картошку с травами, и Майлз разбросал ломтики по ростбифу. Не окажись рядом брата, Дэвид как-нибудь справился бы, подперев изуродованной рукой противень и орудуя здоровой. Рука крюком была одной из причин, по которым Дэвид не любил ездить на дальние расстояния, и Майлз это знал. Впрочем, по автостраде ехать легче, чем по городским улочкам. Но только с одной нормальной рукой Дэвид осторожничал, тем более когда речь шла о Тик.
– Если уж мы шепчемся, – сказал Дэвид, – как долго ты собираешься хранить в тайне эту затею с “Каллаханом”?
По плану они должны были убраться из “Имперского гриля” ко Дню благодарения или, самое позднее, к Рождеству. Однако их план уже трещал по швам, а встреча с электриком этим утром создала далеко не первую и единственную проблему.
– Как можно дольше, – ответил Майлз. – Всему свое время.
Он понимал, что его брат имеет в виду. Майлз проводил в заведении Беа все больше и больше времени, что не могло укрыться от посторонних глаз. И потом, все эти телефонные разговоры, которые он вел вполголоса, и ведь ничто так не возбуждает интерес, как конфиденциальный тон, а посетителей в зоне слышимости всегда хватало.
– Не понимаю, – сказал Дэвид. Когда Майлз внезапно передумал насчет их собственного бизнеса, Дэвид прыгал чуть не до потолка, но его настораживал тот факт, что Майлз отказывался обсуждать с ним практические детали. А его требование секретности и вовсе не имело смысла. – По-твоему, она может делать все что захочет, но это не так. Откуда ты знаешь, может, она будет счастлива избавиться от “Гриля”. Разумнее выложить ей все как на духу. Ради соблюдения приличий хотя бы, ведь ты ей кое-чем обязан.
– Разве не ты постоянно твердишь, что я ничем ей не обязан? – напомнил Майлз. – А кроме того, я не уверен, что существует хоть что-то, чего она не может сделать, особенно если постарается.
– Положим, ты прав. Но не лучше ли прояснить ситуацию заранее, а не тогда, когда будет уже поздно?
– Я бы предпочел дождаться ее отъезда на зимовку. Не понимаю, почему она медлит, и все думаю, не из-за нас ли.
– Скорее это связано с комиссией по градостроительству, – здраво предположил Дэвид. – Говорят, на этой неделе к ней зачастили визитеры.
– И снова в черных лимузинах с массачусетскими номерами?
– Окей, – сдался его брат. – Но если она и впрямь что-то подозревает и намерена создать нам проблемы, выясни это прежде, чем начнешь занимать деньги и подписывать бумаги. Когда она узнает обо всем, может, наконец подвинется и согласится на алкогольную лицензию и тебе не надо будет трогаться с места.
– Я не поступлю так с Беа.
– Да, ты не поступишь. Но вдумайся, скоро все выйдет наружу. Ты не умеешь хранить секреты.
Разубеждать его Майлз не стал. С тех пор как он опознал Чарли Мэйна на газетном снимке, он никому не проронил об этом ни слова, хотя случившееся перевернуло его жизнь. Тем воскресным утром он почувствовал, как новое знание пускает корни внутри него и тычет своими щупальцами во все части его тела. Они с братом никогда не разговаривали по душам, и не это ли помешало ему поделиться с Дэвидом своим открытием? В длинном списке тем, что они долгие годы обходили молчанием, мать всегда занимала первую строчку, так что, наверное, неудивительно, что он таился от брата. Либо его удерживало иное соображение: а вдруг Дэвид знает, и давно, – и когда Майлз вывалит ему всю правду, он лишь скажет: “Господи прости, Майлз, до тебя дошло только сейчас?”
Было бы проще поведать эту историю отцу Марку, но почему-то Майлз и ему ничего не сказал. И даже хуже: с того дня, когда он скреб южную стену, представляя, как отец Том посылает его мать через Железный мост совершать покаяние, в Св. Кэт он больше не появлялся. И не знал, вернется ли когда-нибудь, и не только в церковь, но и в ректорский дом. Щупальца открывшейся тайны опутали и его прежнюю дружбу с отцом Марком, выжав из нее радость до капли. Священник навещал его в больнице, но просидел недолго и казался рассеянным. В тот день, когда отец Том пропал, их общение уже не было легким, как раньше, – возможно, потому, что оба считали, что подвели друг друга, не подумав хорошенько, на что способны два старика. Если дело было только в пристыженности, со временем это пройдет, но Майлз опасался, что все куда сложнее. На данный момент он был уверен, что церковь – по крайней мере, в лице ее представителя, отца Тома – не только не помогла его несчастной матери, но лишь еще глубже ввергла ее в отчаяние, и отныне он твердо решил идти своим путем, как Грейс в свою пору.