Демидовский бунт - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Буртовой cтр.№ 11

Михайло Рыбка, не ворочая шеей, шагнул на край паперти, поднял над мурмолкой внушительный кулак.

– А будет так, что Демидов вновь пошлет супротив нас команду бить и вешать, то б тем командам не даваться в руки! Хотя бы и животы положить всем за волю! Согласны ли Крест святой и икону на том целовать, мужики?

– Согласны! – перекрывая всех, глушил Капитона и Илейку горлом Гурий Чубук, ликующий от сознания своей, неведомой прежде, смелости. – Кровью умоемся, но добудем себе лучшую долю!

– Умрем, а Демидову в руки не дадимся!

– Укоротим хвосты аспидам! Довольно Демидову и его приказчикам за нашим хребтом безмерно морды разъедать!

– Уж оно так! Мурмолку не подыщут себе по размеру – щеки дальше ушей топорщатся!

Вокруг засмеялись, а Капитон, обнимая внука за плечи, подхватил:

– Истинно подмечено! Вон хоть наш Оборотень замогильный! Сам себя уже шире стал!

Не к месту вспомнил! Из-за церкви верхом на коне, в сопровождении четырех подручных, выехал демидовский приказчик. Напирая на толпу, он пытался проехать к паперти вдоль срубовой стены с закругленными вверху окнами.

– Поди! Поди прочь! – выкрикивал Прокофий Оборот и взмахивал для острастки витой плетью. – Кто позволил? Что за бунт? Марш по домам! Велю солдат из города прислать. Забыли, дурачье неотесанное, сорок первый год?

Ближние мужики потянулись к мурмолкам, начали по привычке кланяться крутому нравом приказчику.

С паперти донесся суровый, осуждающий голос Михайлы Рыбки:

– Что это вы, мужики, не иначе трясогузки у болота, все в пояс да в пояс? Довольно уже покланялись Демидову и его псам цепным! Хватит былинками гнуться. Полынь и та по осени твердеет, а если и ломится, то сила требуется для этого. – Черные глаза налились злобой, Михайло набычил шею и начал пробираться навстречу приказчику.

Остановился Оборот – толпа перед ним сдвинулась пролазной чащей, послышалось угрожающее сопение ближних мужиков…

«Мой час грядет, – решил Капитон, оставил Илейку в толпе и с трудом стал пропихиваться к Прокофию Обороту, нащупывая через однорядку топор. – Только бы добраться до душегуба…»

Приказчик увидел Капитона по выкрикам и ругани вокруг него, насторожился, всклоченные бакенбарды шевельнулись на желваках. Он осадил жеребца, заставил его пятиться. К тому же чья-то сильная рука стиснула узду у конских губ, развернула и вывела коня из напряженно выжидающей толпы.

– Езжай подобру-поздорову, пока кровь твою не пролили. Мы дело миром порешить задумали, не нам первыми и бой начинать.

Приказчик отъехал шагов на десять к подручным, которые в робости попридержали коней и не отважились въехать в мятежную толпу. Почувствовав себя в безопасности, он привстал над седлом и сделал последнюю попытку утихомирить сход:

– Опомнитесь, мужики! Повяжите смутьянов да повинитесь хозяину! Демидов зла не затаит, ежели скоро явитесь на работу к Дугненскому заводу! Иначе биты будете солдатами, как и прежде бывали за…

– Да унесут тебя черти от греха подальше или нет? – в отчаянии выкрикнули из толпы. Вслед за словами в приказчика полетел увесистый ком черной подсохшей грязи. Оборот и подручные ускакали в сторону Калуги.

– Давно бы так! – засмеялся Михайло Рыбка, возвращаясь на паперть. – Беги, извещай воеводу да хозяина!

Из церкви вышли с иконами и крестами священник Семен и дьякон Иван, оба дородные, бородатые, только у старого Ивана борода такая реденькая, что сквозь нее без помехи просматривалась морщинистая розовая шея и острый кадык, будто мизинец, согнутый в суставе, застрял под кожей и выпирал наружу.

Поп Семен таращил на толпу мужиков большие выпуклые глаза, вскидывал перед собой позолоченный нагрудный крест с изображением распятого Иисуса Христа.

Иван Чуприн преклонил колени и поцеловал распятие.

– Принесем клятву, мужики, – стоять нам супротив Демидова нерушимо! Отслужим молебен и станем писать челобитную нашей заступнице-государыне! За ней, верую, не пропадем, внемлет матушка нашим скорбным воплям!

Капитон чмокнул холодный крест, пахнущую ладаном пухлую руку попа Семена, отошел от паперти, уступая место другим.

«С Демидовым всем миром биться будем, а душегуба Оборотня за мной числить надобно, – подумал он неспешно и решил: – Челобитную и без моего куриного ума напишут».

Он отыскал неподалеку смущенного, бегающего глазами по толпе внука, окликнул его:

– Идем, Илейка. Нынче в ночь у нас дело будет преважное.

Внук вскинул карие глаза, но от вопроса удержался: по растревоженному лицу деда Капитона понял, что тот не добавит к сказанному ни слова.

* * *

Как бесшумная тень вокруг ствола дерева, кружил Капитон вокруг демидовской усадьбы до поздних сумерек. Однако маленькое окно бокового флигеля в ночь не осветилось изнутри: приказчик, покинув сход и уехав в Калугу, в усадьбу не вернулся. Дней десять его не было, и Капитон начал думать, что Оборот, опасаясь взбунтовавшихся мужиков, в Ромоданово больше не наедет.

Но недели через полторы после схода Прокофий вместе со своими подручными показался на переправе. Приказчик свел с парома на мокрый после паводка берег буланого жеребца, тяжело влез в седло и по кочкастой дороге мимо зеленеющей уже рощицы начал подниматься к усадьбе.

Капитон осторожно крался следом вдоль плетней.

– Ишь, душегуб, сгорбился голодным вороном на зимнем ветру… Ужо тебе! – шептал Капитон, сжимая пальцы до ломоты в суставах.

Пополудни, отказавшись взять с собой Илейку, Капитон сходил в лес, унося тяжелую котомку. Когда он воротился, домочадцы, отужинав, стояли на вечерней молитве. Капитон опустился на колени рядом с внуком – от утомленного деда на Илейку пахнуло теплым потом и сырыми листьями, – перекрестился, стукнул лбом в неровные доски пола, еле различимо прошептал:

– Укрепи, Господи, веру в справедливость твою и дай силы покарать убивца, – и неожиданно резко поднялся с колен. – Идем со мной, Илья.

Илейка переводил глаза с деда на бабку Лукерью, задержал взгляд на заплаканной матушке Анисье. И не мог понять, чем они растревожены, почему голова матери поверх повойника покрыта черной шалью. Не зная причины материнской скорби, он вдруг ощутил, как заскребло в горле и от недоброго предчувствия защипало веки…

Капитон взял внука за плечо, вывел во двор под сумрачное серое небо.

– Идем карать Оборотня, душегуба нашего Федюши.

Илейка крутнулся под рукой деда так, будто за шиворот сыпанули горячие угли.

– Как душегуба? Где мой тятька?

Во мраке уснувшего села светилась тремя желтыми пятнами демидовская усадьба, и Капитон указал на них.

– Знающий человек под большим секретом поведал мне, что Оборотень загубил его… на Выровском заводе, в потайной пытошной под домницей… – голос Капитона срывался через два-три слова. Увидев, как покривились и задергались губы внука, он сурово выговорил: – То бабье дело – выть над усопшими! Наше дело – кровной местью поквитаться с Оборотнем. Идем!