Караван в Хиву - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Буртовой cтр.№ 42

Кононов вдруг сделал знак, и все трое поспешно отступили с площади в боковую улочку, справа показалась странная многолюдная толпа.

– Хоронят кого-то, – кашлянув, тихо сказал Григорий.

По улице со стороны южных ворот к площади вышла процессия, впереди которой на носилках несли покойника, укрытого дорогим белым покрывалом. Из боковой тесной улочки напротив притаившихся россиян почти разом выбежали несколько укутанных паранджами женщин, и те, пробегая мимо носилок, бросали на тело красивые лоскуты шелковой ткани или монеты, которые тут же беззвучно падали на пыльную улицу. По древнему верованию хивинцев, если женщина не может родить ребенка, то должна вот таким образом, через подарки, выкупить себе душу покойника. Да не любого, а многодетного, чтобы и будущий ребенок мог завести потом большую семью.

Одна из женщин, бормоча что-то под паранджой, шмыгнула мимо россиян и обдала их удивительным ароматом, будто перед выходом на улицу специально выкупалась в душистой ванне, смешав воду с маслом цветущей розы.

– Ишь ты, цветок чужого сада, – не удержался от тихого восхищения Федор, оглядываясь вслед женщине, которая дробно семенила каблучками мягких сапог, уходя по солнечной стороне улицы, потом проворно, будто серая мышь полевка в копну сена, юркнула в боковую калитку.

В похоронной процессии участвовали только мужчины, перепоясанные кушаками поверх теплых халатов, как того требовал обычай. Когда покойника пронесли через площадь, россияне продолжили путь к дворцу хана. Прошли вдоль высоченной наружной стены – крепость в крепости, – с опаской покосились на рослых стражей у закрытых арочных ворот – не придрались бы по какому поводу да не уволокли бы за эти непроницаемые стены! – торопливо завернули за развалины старого минарета и вышли к дому, где разместили посланцев оренбургского губернатора Неплюева. Кононов вздрогнул и ухватил рукой за плечо караванного старшины.

– Смотрите, братцы! И возле их ворот стража!

Этого Данила никак не ожидал! Четыре воина равнодушно поглядывали на редких здесь прохожих. Яркое солнце отражалось от медных шапок и наконечников длинных копий. В сильном душевном смятении подошли к воротам. Увидев чужестранцев, воины насторожились: оба казака при оружии, за поясами торчат пистоли, висят на ремнях в потертых ножнах кривые сабли.

– Григорий, спроси, можно ли нам войти к посланцам будто бы по торговому делу, – попросил Данила, не в силах скрыть гнетущего волнения – что ни день, то Хива преподносит очередной сюрприз.

Григорий приветствовал хивинских стражников прижатием правой руки к сердцу. С трудом подбирая чужие, теперь так нужные слова, попросил доблестных воинов дозволения войти в дом посланцев.

От ворот прозвучало решительное:

– Кет! Кет, ференги! ^[38] – выкрикнул тот, что был старше годами, а потом добавил несколько более миролюбивых фраз, в которых Данила уловил знакомое имя хивинского хана Каипа.

– Кхм. Совсем плохи наши дела, – вернулся к спутникам Григорий. – Старший из караульных пояснил, что по указу хана наши посланцы взяты под стражу. Никого не велено допускать.

Погорский поскреб затылок и, оглянувшись на белые глинобитные стены ханского дворца, шепотом послал Каипу тысячу чертей под каждое ребро.

– Делать нам здесь более нечего, – обескураженно проговорил Данила. – Будем терпеливо ждать, что скажут власти. Должны же как-то объясниться с нами эти заморские аршины! Однако жить, братцы, надо. И носы нам вешать не пристало перед лихом: не такое еще приходилось видать россиянам в чужих землях!

– Коль так, то будем смотреть Хиву дальше, – приободрился Кононов. – Домой поведу вас иной дорогой. Хотите посмотреть особый квартал, где живут служители мертвых?

Григорий повел их сначала оживленной улочкой, где шумной воробьиной стайкой барахтались в дорожной пыли чумазые ребятишки. Часто с какими-то ношами спешили уступить дорогу «ференги урусам» женщины, укутанные с головы до пят в странные одежды и накидки.

– Господи, – удивлялся всякий раз Федор их проворству. – И как это они видят дорогу и не валятся, ногами запутавшись?

Потом миновали невысокую старенькую мечеть на углу улиц, где стояла скрученная ветрами и старостью чинара с полуобломанными ветками, вошли в боковую улочку – и будто в другой мир попали, перенесенные коварными джиннами. Первым стал оглядываться по сторонам Федор, даже голову задрал к небу, словно там пытался найти разгадку возникшему беспокойству: только что шли шумными многолюдными улицами и вдруг – тишина, безлюдье, лишь в чьем-то наглухо закрытом дворе истошно вопил голодный или вредный по натуре своей ишак.

– Чтобы ты засох без воды, ушастое исчадие ада! – не выдержал и ругнулся в сердцах Кононов. – Сколько лет жил среди хивинцев, а к этой скотине так и не привык: терпелив, но хитер и упрям до крайности. Иное дело – конь!

– Куда же люди делись? – подивился Данила. – На базар, что ли, все подались? Ан нет, вон чья-то калитка открылась.

На улочку вышел мужчина средних лет. Одежда на нем была обычная, как и на прочих хивинцах, только на голове редко встречаемая здесь белая меховая шапка, а когда хивинец прошмыгнул мимо, на миг вскинув к лицу правую руку, Данила приметил кольцо на среднем пальце ^[39]. Хивинец, в свою очередь удивленный необычным нарядом встречных пешеходов, с испугом поднял на них черные глаза, тут же потупился, что-то пробормотал под нос, поспешно, едва ли не бегом, удаляясь.

Кононов тут же повернул голову, глянул на солнце и торопливо выговорил, крестясь:

– Господи, спаси и помилуй нас от нечистого взгляда омывальщика.

– Что с тобой? – Рукавкин даже остановился. – Отчего такой испуг?

– Фу-у, – выдохнул Кононов и, будто заглаживая вину, упавшим голосом пояснил: – С этими мусульманами и сам обмусульманишься…

Россияне вошли в квартал, где жили «служители мертвых», или, как их иногда называли – «омывальщики». Омывальщики – это особая каста людей в Хорезмской земле, каких на Руси и не бывало. Если у христиан покойника обряжают близкие люди, женщины, то у хивинцев, по древнему верованию, всякое умершее, даже выпавший из головы волос, приобретает качество «нечистого». Поэтому касаться к нему нельзя. И все вещи, которыми пользовался умерший, объявляются нечистыми, а поэтому что износилось и обветшало – выбрасывается, а лучшие вещи, как-то: постель и одежда – выносятся на крышу под звезды на три ночи. При этом хорезмийцы считают, что звездный свет очищает скверну. Дом, в котором умер человек, окуривают дымом священных трав. Старые же люди помнили древнейший обычай захоронения умерших в глиняные ящики, которые назывались «оссуариями»: таким образом оберегали землю от скверны.

С омывальщиками, которые живут в этом особом квартале, никто в повседневной жизни не общается, у них своя мечеть и свои колодцы. Накануне выноса покойника омывальщика сажают рядом с ним, чтобы грехи умершего он принял на себя. И еще одна обязанность была у этих отверженных людей – три дня и три ночи охранять казненных на площади, чтобы родственники не сняли с виселицы повешенных и не предали земле тайно…