Подвешивали к деревьям за руки или за ноги, прижигали животы раскалёнными кочергами — и несчастные говорили взахлёб, выдавая и своих, и чужих.
Их вой и вопли то и дело прерывались рыданиями да обещаниями всё рассказать как есть.
Олега, впрочем, такое отношение к пленным не впечатляло — такое творилось и раньше, и ныне. Любая армия, захватывая чужие города, точно так же обращалась с «мирным населением» — до всяких Женевских конвенций ещё надо было дожить не одному поколению.
Сухов первым обошёл всех захваченных и по-хорошему расспросил их, как найти некоего Педро Нуньеса, выдающего себя за дона.
Никто не знал такого или забыл с перепугу, но к вечеру Олега разыскал сам Морган, улыбавшийся, как именинник.
— Нашёл! — воскликнул он.
— Донна Флора здесь?!
На лицо Генри набежала тучка.
— Не её, — вздохнул он, — а этого… дона Педро. Почтальона!
— Отлично! А то я его искал-искал, да всё без толку. Где он?
— Ведут! Пошли.
«Адмирал» привёл Олега в своё временное обиталище на главной площади Маракайбо — богатый дом, принадлежащий вице-губернатору.
Педро Нуньес уже находился на месте — малость потрёпанный, с наливающимися синяками, но целый и почти невредимый. Щуплый, он терялся на фоне Гориллы Тома.
— Капитан Драй! — вскричал он, радуясь знакомому лицу. — Скажите им, что я ни в чём не виноват! Я бедный купец, торгую кожами, и с меня нечего взять!
Сухов сделал ему знак помолчать и сказал:
— Я прослежу за тем, чтобы никто тебя не тронул, но ты здесь не за тем. Скажи нам, где живёт донна Флора?
Нуньес, преданно вытаращившийся на него, не понял вопроса.
— Э-э… Простите, капитан, а вы о ком?
— Помнишь, ты передал мне письмо на Тортуге? — терпеливо проговорил Олег, жестом успокаивая Моргана.
— Помню, как же!
— Где тебе его передали?
— В Пуэрто-Бельо!
— Донна Флора там не живёт! — не выдержал Генри.
— Донна Флора? — пролепетал «дон Педро».
— То письмо было от неё. Кто передал его тебе в Пуэрто-Бельо, помнишь?
— Конечно! — с готовностью сказал Нуньес и смешался: — То есть… Я не видел её лица… Я…
— Её?! — воскликнул Морган.
— Рассказывай, Педро, — решительно заявил Олег, — всё, что знаешь, в подробностях.
— Да, да, конечно! В Пуэрто-Бельо я закупил партию крокодильих кож и уже возвращался было на борт, как вдруг ко мне подошёл здоровенный такой метис в ливрее и сказал с поклоном, что меня дожидается его госпожа. Она, мол, хочет передать со мною письмо. Ну я, конечно, не стал отказывать сеньоре, и тот метис подвёл меня к запылённой карете. Четвёрка лошадей, запряжённых в неё, выглядела усталой, а окошки в дверцах были задёрнуты занавесочками. Я стою, и тут приятный женский голос спрашивает меня из кареты, интересуясь, я ли тот самый Педро Нуньес из Маракайбо? В самом деле, говорю, вы не ошиблись, сеньора. А она мне: по пути в Эль-Пуэрто-дель-Принсипе найдёте некоего Тома Кларка, контрабандиста, его корабль «Бетти» будет стоять в бухте Санта-Мария. С ним вы отправитесь на Тортугу, где и передадите моё письмо капитану Драю. Я, правда, запротестовал, ибо в моих планах не было опасного путешествия в Бастер, но тут занавеска раздвинулась, и нежная женская ручка протянула мне увесистый, вышитый узором кошель. Это, дескать, на дорожные расходы. А потом дала мне письмо. Всё, сеньоры, больше я вам ничего сказать не могу, ибо не знаю!
— Тысяча чертей! — прошипел Морган, ярясь.
— Спокойнее, Генри, спокойнее… — затянул Сухов. — А скажи-ка, любезный, — обратился он к Нуньесу, — карета была сильно запылённой?
— О, изрядно, сеньор капитан!
— А лошади выглядели уставшими?
— Ещё как! Потные они были, и словно корочкой грязи покрытые — от той же пылюки.
Драй покивал довольно, хлопнул Моргана по плечу и вывел его из комнаты, подальше от чужих ушей.
— Генри, — сказал Олег, не выдавая своего волнения, — мы дураки. Оба! Разумеется, донна Флора не из Пуэрто-Бельо. А теперь подумай сам: откуда ещё можно долго ехать на карете в тех Богом забытых полудиких местах?
Морган поморгал, и тут до него дошло.
— Панама! — выдохнул он. — Дьявол! Как же я раньше-то не догадался? Разумеется, она из Панамы! Ах, дьявол… А мы здесь!
Сухов рассмеялся.
— Ах, Генри! И здесь найдётся для нас дело. А Панама… Ты же грозил уже президенту аудиенсии заявиться в Панаму? Вот и сдержишь данное слово… Позже. А пока — докончим начатое!
Добрых полмесяца пираты выявляли богатеев — и «раскулачивали» оных. Каждый день «корсарчики-флибустьерчики» отправлялись за город и никогда не возвращались без добычи.
Да и куда от них спрячется законопослушный мещанин, верноподданный короля и святой матери Церкви?
Разграбив всё, что можно, Морган отдал приказ поднимать якоря и двигаться к Сан-Антонио-де-Гибралтару (своим названием этот город, скорее даже посёлок, обязан основателю, конкистадору Гонсало Пинье Лидуэнье, родом из «настоящего» испанского Гибралтара).
Наступал второй акт затянувшейся пьесы.
Корабли приблизились к берегу на подступах к городишке, окружённому плантациями какао и сахарного тростника. За ними начиналась сельва и непроходимые болота, а дальше вставали горы.
Испанцы, заметившие неприятельские корабли, тотчас же открыли по ним огонь из пушек крупного калибра.
Морган, наблюдая, как шлёпаются в воду тяжёлые ядра, вскричал:
— Замечательно! Там, где крепко защищаются, наверняка много добычи! Ну а сахар всегда подсластит и кислую кашу! Что характерно. Высаживаемся!
Пираты решили наступать на Гибралтар двумя разными путями: по обычной дороге, на которой их обязательно будут ждать, и по окольной, через лес, — так можно было напасть на город с тыла, да ещё и с возвышенности.
— «Нормальные герои всегда идут в обход!» — припомнил Олег и повёл своих недобрых молодцев лесной дорогой.
Ну, если честно, то все предосторожности Моргана были напрасны — испанцы не строили никаких козней.
Они вообще не приняли боя, предпочтя покинуть Гибралтар, как ранее оставили Маракайбо. Крепостные орудия испанцы заклепали, как водится, а порох увезли.
Разведка пиратов доложила, что отход гибралтарцев по единственной дороге, что вела в Мериду, защищали несколько засад — англичан и французов обстреляли из мушкетов, после чего отступили.
И снова «вольные добытчики» вошли в покинутый город. Лишь один юродивый скакал на площади, вопя, что знает, где зарыты несметные сокровища.
Невежественные пираты, лишённые к тому же чувства юмора, восприняли его слова всерьёз, стали убогого пытать, а тот верещит только…