Чем дальше Матс продвигался вглубь, преодолевая семьдесят пять метров, тем полнее становился самолет. В самой дальней экономзоне на площади, которая в скайсьюте была в его единоличном распоряжении, разместились двадцать пассажиров. В общей сложности двести человек, из которых большинство были в состоянии пройти в туалет и позвонить там через вокодер. Мужчины, женщины, даже подростки, немцы, испанцы, арабы, американцы, темнокожие… Матс никого не исключал.
Волнение.
Избыточное потоотделение.
Резкие движения.
Дрожащие руки.
Матс вспомнил некоторые стандартные симптомы, иногда проявляющиеся у смертников. Если он или она отключили страх с помощью наркотиков или гипноза, то могут выглядеть вполне нормально, пока не приведут в действие свой пояс шахида.
К тому же глупо пытаться применить критерии, которые не всегда работали в случае политически мотивированных террористов к душевнобольному – с большой степенью вероятности – человеку.
Он добрался до конца самолета и у туалетов перешел на другую сторону прохода. Теперь он снова двигался в направлении кабины пилота. Изучал затылки, бедра, чувствовал запах несвежих носков, кишечных газов и влажных салфеток и знал: все это абсолютно бессмысленно.
Как и поведение его шантажиста.
Если голос действительно на борту и готов умереть, зачем вся эта сложная модель? Почему не использует свои очевидные интеллектуальные возможности и сам не устроит крушение?
Почему Неле? Кайя?
Почему я?
«Потому что ему нужна не бомба или покушение, а психологический прецедент!» – ответил он на собственный вопрос.
Крушение в результате захвата заложников повлияет лишь на механические меры безопасности при регистрации пассажиров.
А здесь Кайя выступала в роли психологической взрывчатки, которую не распознать ни одному рентгеновскому сканеру в мире. И именно для этого им нужен был он.
Единственное, чего Матс еще не понимал, – как мир должен будет узнать, каким образом он активировал психологическую бомбу. Но он боялся, что это скоро выяснится.
Матс дошел до лестницы, которая вела вниз на уровне тридцать третьего ряда, примерно в конце первой трети. Внизу лестница соседствовала с большой бортовой кухней между зонами премиум-эконом- и экономкласса. Перед туалетами, рядом с эвакуационными выходами сидели два бортпроводника и тихо беседовали. Они не обратили на Матса никакого внимания.
Они тоже под подозрением.
Или Валентино, о котором подумал Матс, продолжая действовать нелогично и окидывая взглядом пассажиров.
Спустя некоторое время нечто приковало к себе его внимание. Хотя на первый взгляд не было ничего необычного. Но, очевидно, его внутренний сейсмограф зафиксировал колебания предстоящего землетрясения, которое менее чувствительные люди не могли ощутить. Колебания с эпицентром в сорок седьмом ряду.
Целый ряд у окна был пуст – все три места, включая 47F, которое Матс забронировал для себя и которое при посадке было занято спящим мужчиной. Тот все еще не вернулся, но внимание Матса привлекло другое.
Средний ряд, место 47J. Сиденье у прохода.
Матс медленно приблизился к нему – буквально подкрался, как хищный зверь, который не хочет спугнуть свою спящую жертву. И тут это произошло: пассажир, который только что неподвижно сидел, запрокинув голову, с полуоткрытым ртом и закрытыми глазами, достал из-под шерстяного пледа сотовый, взглянул на дисплей и сунул обратно, а затем снова притворился спящим.
Траутман. – Имя боевым кличем промелькнуло у Матса в голове. У мужчины, который якобы собирался проспать весь полет благодаря своей чудо-таблетке, были на удивление луцидные
[14] паузы.
– Траутман! – громко воскликнул Матс, подбегая к нему. Он испугался не только собственного крика, но и безусловных последствий своих действий. Всю жизнь он пытался разрешать конфликты вербально или вообще избегать их. Сейчас он почувствовал, как рука автоматически полезла в карман брюк, вытащила маленькую пластиковую коробочку, отмотала «зубную нить». А потом все произошло так, как часто описывают пациенты, пережившие клиническую смерть: он словно покинул собственное тело и, паря в воздухе, наблюдал за собой со стороны – как закинул петлю на шею якобы спящему. Выкрикивая при этом: «Где Неле? Что ты сделал с моей дочерью?»
Секунду спустя Матс уже лежал в проходе со сломанным носом и пистолетом у виска. Потом все вокруг почернело.
Глава 58
Ливио
Зуд был не просто побочным эффектом.
Ливио давно было пора принять свои таблетки, но сегодня утром он забыл это сделать, а на дальнейшее развитие событий не рассчитывал.
Он почесал руку на сгибе локтя и рассмотрел свою кожу в зеркале туалета на заправке.
В двадцать девять лет он был еще слишком молод для старческих пигментных пятен, а болезнь еще слишком свежей – его огорошили результатами анализа всего несколько недель назад. Хотя при таком образе жизни нужно было рассчитывать на то, что когда-нибудь он заразится вирусом и окажется в клинике в Веддинге.
Как-то удивительно, что Фели даже не спросила, от чего он там лечится.
На секунду Ливио задумался, злится ли, что невеста совсем не поинтересовалась его личной жизнью. Но на ее месте ему тоже было бы все равно. С похищением и предстоящей свадьбой у нее было полно других забот.
И тем не менее.
Он открыл кран, подставил рот под струю воды и проглотил коктейль из таблеток, которые держал в ладони. Чтобы болезнь не разыгралась. Чтобы симптомы не проявлялись.
Чуть побольше интереса с ее стороны было бы вежливо. Все-таки я ей очень помог.
– Эй, ты что, упал в толчок?! – крикнул снаружи какой-то пожилой мужчина.
Теперь Ливио специально не будет торопиться.
Он достал из заднего кармана брюк сотовый и просмотрел недавно набранные номера.
Одним из первых стоял номер Фелиситас.
Как ее фамилия?
– Да над тобой уже мухи должны кружиться! – кричал старик, стуча кулаком по двери.
Ливио и бровью не повел. Подобные типы не могли вывести его из себя.
Единственный, кому это постоянно удавалось, был он сам, и он ненавидел себя за это.
Почему он вообще думал об этом психотерапевте? С тех пор как они попрощались, он не мог избавиться от навязчивого гула в затылке.
Как приглушенная предупреждающая сирена.
– Тебе не следовало оставлять ее одну, – повторил он вслух шепот, звучащий в голове, чуть громче, чем рассчитывал.