Его Величество - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Васильев cтр.№ 34

* * *

Письмо к брату в Варшаву император начал писать 14 декабря перед началом допросов. Он собирался закончить ночью, но интенсивность встреч с арестованными позволяли делать лишь отрывочные пометки:

«Дорогой, дорогой Константин! Ваша воля исполнена: я — Император, но какою ценою, Боже мой! Ценою крови моих подданных! Милорадович смертельно ранен. Шеншин, Фредерике, Стюрлер — все тяжело ранены. Но наряду с этим ужасным зрелищем, сколько сцен утешительных для меня, для нас! Все войска, за исключением нескольких заблудшихся из Московского полка, лейб-гренадерского и из морской гвардии, исполнили свой долг как подданные и верные солдаты, все без исключения.

Я надеюсь, что этот ужасный пример послужит к обнаружению страшнейшего из заговоров, о котором я только третьего дня был извещен Дибичем. Император перед своей кончиной уже отдал столь строгие приказания, чтобы покончить с этим, что можно вполне надеяться, что в настоящую минуту повсюду приняты меры в этом отношении, так как Чернышев был послан устроить это дело совместно с графом Витгенштейном; я нисколько не сомневаюсь, что в первой армии генерал Сакен, уведомленный Дибичем, поступил точно так же. Я пришлю вам расследование или доклад о заговоре в том виде, в каком я его получил; я предполагаю, что вскоре мы будем в состоянии сделать то же самое здесь. В настоящее время в нашем распоряжении находятся трое из главных вожаков, и им производят допрос у меня.

Главою этого движения был Бестужев; он пока еще не в наших руках. В настоящую минуту ко мне привели еще четырех из этих господ».

Несколько позже.

«Милорадович в самом отчаянном положении; Стюрлер тоже; все более и более чувствительных потерь! Велио, конной гвардии, потерял руку! У нас имеется доказательство, что делом руководил некто Рылеев, статский, у которого происходили тайные собрания, и что много ему подобных состоят членами этой шайки; но я надеюсь, что нам удастся вовремя захватить их.

В 11 ¹/₂ вечера.

Мне только что доложили, что к этой шайке принадлежит некий Горсткин, вице-губернатор, уволенный с Кавказа; мы надеемся разыскать его. В это мгновение привели ко мне Рылеева. Это — поимка из наиболее важных. Я только что узнал, что Шеншин, быть может, будет спасен — судите о моей радости!

Я позволил себе, дорогой Константин, назначить Кутузова военным губернатором, временно, впредь до вашего согласия; соблаговолите не отказывать мне в нем, так как это единственный человек, на которого я могу положиться в настоящий критический момент, когда каждый должен находиться на своем посту.

В 12 ¹/₂ ночи.

Горсткин — в наших руках и сейчас будет подвергнут допросу; равным образом я располагаю бумагами Бестужева.

В 4 часа.

Бедный Милорадович скончался! Его последними словами были распоряжения об отсылке мне шпаги, которую он получил от вас, и об отпуске на волю его крестьян! Я буду оплакивать его во всю свою жизнь; у меня находится пуля; выстрел был сделан почти в упор статским, сзади, и пуля прошла до другой стороны.

Все спокойно, а аресты продолжаются своим порядком; захваченные бумаги дадут нам любопытные сведения. Большинство возмутившихся солдат уже возвратились в казармы, за исключением около 500 человек из Московского и Гренадерского полков, схваченных на месте, которых я приказал посадить в крепость; прочие, в числе 38 человек гвардейского экипажа, тоже там, равно как и масса всякой сволочи (menue canaille), почти поголовно пьяной. Часть полков Гренадерского и Московского находилась в карауле, и среди них — полнейший порядок. Те, которые не последовали за сволочью, явились с Михаилом в отличнейшем порядке и не оставляли меня, настойчиво просясь броситься в атаку, что, к счастию, не оказалось необходимым. Две роты Московского полка сменились с караула и, по собственному почину, под командою своих офицеров, явились присоединиться к своему батальону, находившемуся возле меня. Моряки вышли, не зная ни почему, ни куда их ведут; они отведены в казарму и тотчас же пожелали принести присягу. Причиною их заблуждения были все лишь одни младшие офицеры, которые почти все и вернулись с батальоном просить прощения, с искренним, по-видимому, сожалением. Я разыскиваю троих, о которых нет известий.

Только что захватили у князя Трубецкого, женатого на дочери Лаваля, маленькую бумажку, содержащую предположения об учреждении временного правительства с любопытными подробностями». ⁴⁶

* * *

Сопроводив первую партию мятежников в Петропавловскую крепость, прежде чем передать их коменданту, Бенкендорф обратился к ним с короткой речью:

— С крайним нетерпением я ожидал от вас, ввиду своей совершенной неосведомленности, разъяснений о том, с каких это побуждений вы поднялись за свободу для крепостных и стали ратовать за принятие конституции? Во время допросов никто из вас о сем не поведал. А потому, милостивые господа, смею надеяться, что те, кто дал свободу крепостным, отпустил с землей, подъемными и посильной помощью, поднимут руки. Если таковые имеются, то я, не теряя ни минуты, решительно примусь за действия к помилованию оных, так как оные действительно поступают согласно собственной совести. Я жду.

Нет никого? Как странно… Мои крепостные в Эстляндии были отпущены на свободу императором Александром I. В Тамбовской губернии, если кто из вас знает, в Сосновке у меня есть богатое имение. Славится оно возделыванием сахарной свеклы, лесным хозяйством, садоводством. Есть там винокуренный и крахмальный заводы, водяная мельница. А богатое почему? Да потому, что в 1818-м я отпустил своих крестьян. Все вышли с землей, с начальными средствами. Я заплатил за каждого из них податей за пять лет вперед в государственную казну. И я не считаю себя либералом или освободителем! Мне так выгоднее. Эти люди на себя лучше работают. Я уже все мои расходы покрыл и получил прибыль. И я не выхожу на площадь с безумными заявлениями или протестами против государя или, тем более, против империи!

Так как вы ничем не можете доказать чистоту своих побуждений, то дело сие — политическое, судить мы вас будем как бунтовщиков и предателей Отечества, навроде Емельки Пугачёва. А теперь — всех по камерам! В одном этапе с уголовными пойдете, господа бунтовщики!

Возвратившись с прогулки, Николай Павлович направился было в генерал-адъютантскую комнату, чтобы спроведать своих помощников генералов Толя и Левашова, как к нему подошел личный секретарь вдовствующей императрицы Марии Федоровны Григорий Иванович Вилламов.

В короткий, но бурный на события период междуцарствия, Николай Павлович побаивался этого статного мужчину с непроницаемым лицом каменного сфинкса. Каждое его появление в комнатах и вызов к матушке, принимал с тревогой. Было известно, что в заговоре генералов, сплотившихся вокруг генерал-губернатора Милорадовича, имеющих намерение посадить на трон Марию Федоровну, Вилламов играл не последнюю роль.