О бедной сиротке замолвите слово - читать онлайн книгу. Автор: Карина Демина cтр.№ 94

Хихиканье стало громче. А потом Вальская, завизжав, бросилась на меня…

Мое существование противно логике мира. Не будь меня, все бы сложилось иначе.

Короткий роман.

И расставание.

Мама бы нашла другого, не успела бы прикипеть сердцем. И отец вернулся бы к семье, к Мелиссе, и не было бы отравляющего разум зелья, а я…

Пальцы вцепились в волосы, и я позволила ей оседлать себя. Я не дура, я понимаю, к чему все… у Вальской отец пусть и не так богат, как Оленькин, но тоже в городе человек известный. Трону ее пальцем…

Она кричала.

И пыталась выцарапать мне глаза.

И…

Я душила свою ярость. Я заталкивала ее в глубь себя, вместе с раздражением и ненавистью, я запрещала себе отвечать и…

И оказывается, это никуда не исчезло.

Я по-прежнему их ненавидела.

Всех.

Директрису.

Завуча, которая разбирала инцидент и тоже ненавидела меня за то, что приходится изворачиваться. Евгешкин ведь все записал, как ему и велели. И видео в Сеть слил… и вытащить, затереть его уже не получилось. Сеть ведь место такое…

В душе кипело.

Хотелось высказать все…

– Очень неприятно осознавать, что…

Им всем хотелось выставить виноватой меня. И если бы я ответила, как им хотелось, чтобы я ответила, тем более что смирение мне обычно было несвойственно. А расследование началось, потому как слишком уж громкий выхлоп получился с той истории.

Затаенного гнева хватило, чтобы тоска занялась.

И горела ярко.

Дым заполнял пустоту и глаза резал, будто настоящий. А я… я была там, в тесном кабинетике, выслушивая сбивчивы извинения…

Мне подарили куртку.

Сапоги. И еще розовую сумочку со стразами. Вальская, обняв, чмокнула в щечку. Как ее не стошнило? А Евгешкин ушел из школы. Поговаривали, не просто так, что-то там было, с марками да колесами связанное, но я не вникала…

Земля далека, а небо твердое. И если приклеить к нему крылья, то выдержит всенепременно. Разве мне никогда не хотелось летать?

Изыди.

Дышать.

Нельзя забывать дышать.

Медицинская энциклопедия бабушки, которую меня дернуло в школу притащить. Уж не знаю зачем, но ее отобрали и разодрали на листы, а классная лишь пожала плечами: мол, книга старая, стоит ли поднимать шум.

Ненавижу.

Листки кружатся.

Надо поймать их все. Я докажу… я сумею… я…

Есть.

Существую и… и небо твердое, крылья прилипнут. Надо лишь решиться.

Сволочи кругом.

И незачем жить… незачем… надо… запуталась совершенно. И листки кружатся, если не соберу, не вернусь в разум. А оно мне нужно?..

Я почти решилась.

Или потянулась за листком? Не знаю. Не помню. Просто в какой-то момент наваждение схлынуло, а я обнаружила себя лежащей в луже. Саднили локти, ныл затылок. И было мокро, неудобно.

Противно.

А Малкольм еще пощечину отвесил.

– Гад, – сказала я, вытирая кровь. Крови было как-то слишком уж много для разбитой губы. И текла она не из губы, а из носа. Хорошо так текла, алой лаковой водицей. Я только и могла, что слизывать, слизывать… и в голове вертелось, что выгляжу я еще более жалкой, нежели обычно.

И снова клиника.

Палата.

Нет, точно под себя забронирую и вещи перенесу. Вот прямо сейчас Малкольма отправлю, благо он чувствует себя виноватым. В глаза смотреть стесняется, будто не он еще не так давно доказывал мне, что творог надлежит есть исключительно в сыром виде, смешав с куриными яйцами и свежей черникой.

Бред какой.

И сальмонеллез вкупе с разгулявшейся кишечной палочкой. Я пыталась его убедить в этом, и, кажется, на полном серьезе… и теперь, оглядываясь, понимаю, насколько ненормальна была та наша псевдокулинарная беседа.

– Пить хочу, – сказала я, когда Малкольм водрузил меня на кровать.

А крепкий он.

На руках донес и не запыхался. Вот и сейчас кивнул коротко и подал воды. А еще полотенце. Правильно, с меня течет вон, мало что не ручьями. Грязными такими. И одежда моя промокла. И вообще…

– Спасибо.

– Извини, я… не знал, что делать.

– Да ладно. – Я потрогала губу. Зубы целы, что уже хорошо. А губа… это мелочь. Заживет через день-другой.

– Я никогда не бил женщин.

– Ну… когда-то же надо начинать…

Малкольм вспыхнул. А я себя пнула. Мысленно.

– Шутка это… я бы тоже себя ударила. И не факт, что не камнем по макушке…

Он набросил полотенце мне на волосы. Заботливый, и… и, пожалуй, я хочу ему помочь. Искренне хочу, но дар мой снова спит блаженным сном. А мне от этого выть хочется, потому как вижу, насколько быстро разрастается то пятнышко. Вдвое увеличилось, а ведь времени прошло всего ничего. И если оно дальше так расти будет, я просто-напросто не успею.

Я не жалела его.

Такие, как Малкольм… жалость не для них.

Я просто его обняла и уткнулась носом в холодную шею. Я тоже замерзла и вымокла, и вообще уютно, когда вот так… он стоит и перебирает грязные пряди. Дыхание его теплое щекочет щеку. А тяжелая рука легонько касается моих плеч.

И так вдруг спокойно становится.

Неважно, что там будет дальше… и что было раньше. Время уходит. Есть лишь здесь.

Сейчас.

Для нас обоих.

Скрипнула дверь, обрывая чудо. И я моргнула, а Малкольм отстранился. Сволочи.

– Прошу прощения, если помешал, – санор Альгер выглядел взъерошенным, как еж после купания. – Но ситуация… специфическая. Надеюсь, вы понимаете. Малкольм, оставь нас.

– Нет, – рыжий взял меня за руку и насупился.

– Малкольм…

– А то я не знаю, что вы спрашивать станете. Или вот она не расскажет… или… Рай, когда в себя придет. Давно он на вас работает? В смысле, действительно работает…

– Лет пять уже, – санор Альгер вошел бочком.

– Почему только он?

– Характер, дорогой мой мальчик… или думаешь, что мы всех гребем? – он развернул стул к кровати. – Ты вот не подходишь…

А рыжий обиделся.

Нет, оно понятно, что мало приятного, когда тебя признают негодным, пусть и к службе на специфического характера Контору. Но я мысленно с санором согласилась: не тот у рыжего характер, чтобы в разведчиков играть.