Взлеты и падения великих держав - читать онлайн книгу. Автор: Пол Кеннеди cтр.№ 36

Нет нужды разбирать здесь влияние всего происходившего на экономику Соединенных провинций, хотя очевидно, что Амстердам не стал бы финансовой столицей континента, не имея поддержки в первую очередь в виде растущей коммерческой и производственной базы. Более того, долгосрочные последствия были, возможно, не самыми благоприятными, так как устойчивый доход, получаемый правительством от выдачи государственных кредитов, все больше и больше превращал страну из производителя в рантье, чьи банкиры к концу XVIII века уже неохотно вкладывали свои деньги в рискованные масштабные промышленные проекты. В то же время легкость привлечения займов в конечном счете привела к образованию у голландского правительства огромного долга, выплачиваемого из собираемых акцизов, которые, в свою очередь, взвинтили зарплаты и цены до неконкурентоспособного уровня ^{131}.

Что еще важнее, подписываясь на займы того или иного иностранного государства, голландцы в меньшей степени беспокоились о конфессии и идеологии своего клиента, чем о его финансовом состоянии и надежности как заемщика. Соответственно условия кредитов для таких европейских держав, как Россия, Испания, Австрия, Польша и Швеция, могут рассматриваться как оценка их экономического потенциала, имущественного залога, предложенного банкирам в обеспечение, статистики выплат процентов и премий по предыдущим займам, и, в конечном счете, их потенциальных возможностей с наименьшими потерями пережить очередную войну между великими державами. Таким образом, резкое падение курса польских государственных ценных бумаг в конце XVIII века и, наоборот, из года в год значительное укрепление (на что зачастую мало кто обращает внимание) кредита доверия к австрийским бумагам отражали относительный уровень живучести данных государств ^{132}.

Но лучшим примером взаимосвязи финансовых возможностей и политического могущества являются два непримиримых противника того времени — Великобритания и Франция. Исход их конфликта влиял на баланс сил в Европе, поэтому следует поговорить об этом немного подробнее. Устоявшееся представление о том, что в XVIII веке Великобритания демонстрировала небывалые темпы роста как в сфере коммерции, так и промышленного производства, непоколебимый уровень доверия к себе как к заемщику, а также наличие гибкой системы «социальных лифтов», в отличие от старорежимной Франции со своим сомнительным военным превосходством, экономической отсталостью и закоснелой классовой системой, больше не кажется достоверным. В какой-то степени французская система налогообложения была менее регрессивной, чем британская. Французская экономика в XVIII веке также демонстрировала все признаки движения в сторону промышленной революции, даже несмотря на ограниченные запасы таких стратегически важных ресурсов, как уголь. В стране производилось значительное количество различного вооружения. Здесь трудилось множество искусных ремесленников. Были во Франции и свои яркие личности среди предпринимателей ^{133}. Имея превосходство в численности населения и более обширные сельхозугодия, Франция была намного богаче своего островного соседа. Ни одно из западноевропейских государств не могло тягаться с ней и по объему государственных доходов и размеру армии. Государственный дирижизм, царствовавший тогда во Франции, в сравнении с политикой Вестминстера, основанной на принципах многопартийности, представлял собой более последовательную и предсказуемую систему. В итоге, глядя на противоположный берег Ла-Манша, британцы больше думали о слабых, чем о сильных сторонах своей страны.

При всем при этом английская система обладала рядом значительных преимуществ в финансовой сфере, которые увеличивали возможности страны во время войны, а в мирное время способствовали поддержанию политической стабильности и экономическому росту в государстве. Несмотря на то что в общем и целом система налогообложения в Англии действительно выглядела более регрессивной, чем во Франции (она в большей степени опиралась на косвенные, чем на прямые налоги), некоторые особенности делали ее более привлекательной в глазах общественности. К примеру, в Великобритании не было ничего похожего на французские орды налоговых откупщиков, сборщиков и прочих посредников; многие английские сборы были «невидимыми» (акцизы на некоторые основные товары) или касались иностранцев (таможенные пошлины); отсутствовали также и какие-либо внутристрановые сборы, так раздражавшие торговцев во Франции и препятствовавшие развитию местной коммерции; британский земельный налог (основной прямой налог на протяжении почти всего XVIII века), не предполагавший никаких исключений, был также «невидим» для большей части общества; и все эти налоги обсуждались и утверждались выборным собранием, которое, несмотря на все свои недостатки, казалось более представительным, чем старый режим во Франции. Если к этому добавить еще такой важный момент, как более высокий уровень дохода на душу населения к началу XVIII века в Великобритании по сравнению с Францией, то в целом неудивительно, что население островного государства не противилось и было способно платить даже соразмерно более высокие налоги. Наконец, можно утверждать (хотя это трудно доказать с помощью статистики), что сравнительно необременительные налоги в Великобритании не только породили у представителей состоятельной части общества склонность к сбережению денежных средств (что позволяло накапливать инвестиционный капитал в мирное время), но и создали резерв для введения дополнительных налогов во время войны, когда в 1799 году ввиду чрезвычайного положения в стране были повышены земельный и подоходный налоги. К началу войны с Наполеоном, несмотря на вдвое меньшую численность населения, чем во Франции, Великобритания впервые начала получать доходы в виде ежегодных налоговых сборов (в абсолютном выражении) больше, чем ее сосед, который был значительно крупнее ^{134}.

Однако сколь бы поразительном ни казалось такое достижение, его затмевают еще более значительные различия между британской и французской системами государственного кредитования. Исходя из того что во время большинства военных конфликтов XVIII века почти 75% всех дополнительно привлеченных денег для финансирования военных расходов составляли заемные средства, то здесь, как никогда, преимущества Великобритании были решающими. Прежде всего сыграло свою роль эволюционное развитие системы институтов, позволявшей эффективно привлекать долгосрочные займы и одновременно регулярно выплачивать проценты и основную сумму по старым долгам. Создание в 1694 году Банка Англии (что сначала рассматривалось лишь как временная необходимость военной ситуации), а чуть позже упорядочение государственного долга, с одной стороны, и процветание фондовой биржи и рост «провинциальных банков», с другой, повысили доступность денежных средств как для правительства, так и для предпринимателей. Рост объема бумажных денег без сильного разгона инфляции или снижения кредитного доверия стал большим благом для страны в эпоху нехватки металлических денег. И все же сама по себе «финансовая революция» едва ли была бы успешной, если бы не готовность парламента гарантировать исполнение государством своих обязательств. В его власти было при необходимости ввести дополнительные налоги. Кроме того, большую роль здесь сыграли и министры (начиная с Уолпола и заканчивая молодым Питтом), которые работали не покладая рук, убеждая как банкиров, так и всю общественность в целом, что они руководствуются принципами финансового здравомыслия и «экономической» направленности правительства. И безусловно, не было бы никакой «финансовой революции», если бы не устойчивый, а на ряде рынков существенный рост производства и торговли, сопровождаемый увеличением доходов от таможенных пошлин и акцизных сборов. Даже начавшаяся война не смогла скорректировать этот рост — королевский флот надежно защищал государственную внешнюю торговлю от посягательств врага. Именно на этой прочной основе и зиждилось «кредитное доверие» к Великобритании, несмотря на первоначальную неопределенность, существенную политическую оппозицию и схлопывание в 1720 году известного «мыльного пузыря» — Компании Южных морей, чуть не обернувшееся крахом всего финансового рынка. Исследователи того периода отмечают, что «английская система управления государственными финансами, при всех своих недостатках, на протяжении всего столетия оставалась более честной и эффективной, чем какая-либо другая система в Европе» ^{135}.