Взлеты и падения великих держав - читать онлайн книгу. Автор: Пол Кеннеди cтр.№ 35

В становлении великих держав в 1660–1815 годах гораздо более важную роль в сравнении с любым из этих сугубо военных новшеств играли финансы и географический фактор. Рассматривая их в совокупности (очень часто они идут бок о бок), можно взглянуть шире на то, что на первый взгляд представляется достаточно противоречивым сочетанием успехов и провалов, обеспеченных многочисленными войнами этого периода.

Как мы уже выяснили в предыдущей главе, даже правителям эпохи Возрождения была отчетливо видна важность финансовой составляющей и хорошей экономической базы, гарантировавшей государству стабильное получение доходов. Усиление старорежимных монархий XVIII века с их многочисленными войсками и грозными флотилиями просто заставило правительства холить и лелеять свою экономику и заниматься созданием финансовых институтов, которые могли бы в нужный момент мобилизовать капиталы и управлять ими ^{128}. Кроме того, как и Первая мировая война, межгосударственные конфликты вроде семи крупных англо-французских войн в период 1689–1815 годов требовали от противоборствующих сторон готовности в течение долгого времени нести тяжкое бремя больших расходов. В результате победа оказывалась на стороне той великой державы (а лучше сказать — коалиции, поскольку и у Великобритании, и у Франции всегда были союзники), у которой было больше возможностей взять требуемые для финансирования войны средства в кредит, а также не прекращать обеспечивать армию всем необходимым. Сам факт того, что это были коалиционные войны, увеличивал продолжительность противостояния, так как одна из воющих сторон, исчерпав весь свой запас ресурсов, могла обратиться за финансовой помощью или подкреплением к своему более сильному союзнику и, таким образом, продолжить борьбу. Учитывая, насколько дорогим и изматывающим «удовольствием» были эти военные конфликты, каждому их участнику, используя старый афоризм, нужны были «деньги, деньги и еще раз деньги». Именно это и создало предпосылки того, что называют «финансовой революцией» ^[15] конца XVII — начала XVIII века, когда в отдельных западноевропейских странах сформировалась относительно развитая банковская и кредитная система, призванная финансировать войны, в которых они участвуют.

Следует также отметить, что была и другая, не связанная с войной причина изменений в финансовой сфере того времени. Речь идет о нехватке золотых и серебряных монет, особенно в годы, предшествовавшие открытию залежей золота в португальской Бразилии (1693). Чем активнее Европа торговала с Востоком в XVII–XVIII веках, тем значительнее становился отток серебра с Запада для выравнивания торгового баланса. В итоге коммерсанты повсюду начали жаловаться на нехватку металлических денег. Вдобавок ко всему устойчивый рост торговли в Европе, в первую очередь такими товарами первой необходимости, как ткани и кораблестроительные материалы, а также пришедшие на смену средневековым сезонным ярмаркам постоянные рынки сделали денежные расчеты более регулярными и предсказуемыми, что привело к более активному использованию векселей и кредитовых авизо. Особенно в Амстердаме, но также в Лондоне, Лионе, Франкфурте и ряде других городов появилась целая группа ростовщиков, торговцев товарами, ювелиров (у которых часто можно было также взять взаймы), коммерсантов, занимавшихся куплей-продажей векселей, а также джобберов ^[16], торговавших бумагами все умножавшихся акционерных компаний. Взяв на вооружение практику итальянских банкиров эпохи Возрождения, эти одиночки и целые финансовые фирмы создали устойчивую систему государственного и международного кредитования и тем самым поддержали нарождавшуюся мировую экономику.

Вместе с тем, безусловно, самым мощным и продолжительным стимулятором «финансовой революции» в Европе была война. Финансовое бремя страны эпохи Филиппа II и времен Наполеона различалось на порядок, и это была достаточно существенная разница. Расходы на войну в XVI веке могли исчисляться миллионами фунтов стерлингов, тогда как к концу XVII века это уже были десятки миллионов, а к концу войны с Наполеоном главные ее участники тратили на нее до ста миллионов фунтов стерлингов в год. Вопрос о том, были ли эти частые и затяжные столкновения великих держав, говоря экономическим языком, стимулом или тормозом для коммерции и промышленного развития Запада, не имеет однозначного ответа. Все зависит в основном от того, пытаемся ли мы оценить рост показателей страны в абсолютных величинах либо относительное благосостояние и мощь до и после продолжительного военного конфликта ^{129}. Очевидно, что даже самые процветающие и «современные» государства XVIII века были не способны финансировать свое участие в войне из одних лишь текущих доходов. Кроме того, резкое повышение налогов, даже при отлаженном механизме их сбора, могло спровоцировать внутренние волнения в стране, чего опасались все режимы без исключения (особенно при наличии одновременно еще и внешней угрозы).

Следовательно, единственно возможным для правительства вариантом полноценного финансирования войны были заимствования. Это включало в себя продажу облигаций, должностей, а еще лучше — свободно обращающихся долгосрочных процентных ценных бумаг всем, кто готов был одолжить государству денег. Имея гарантированный приток средств, чиновники могли вовремя платить военным подрядчикам, поставщикам продовольствия, кораблестроителям, а также выплачивать денежное довольствие солдатам, матросам и офицерам. Во многих отношениях такого рода двусторонняя система привлечения и одновременного расходования огромных сумм действовала подобно кузнечным мехам, раздувавшим огонь, в котором выплавлялся западный капитализм и самое понятие «национальное государство».

Но каким бы естественным это ни казалось сейчас, важно еще раз подчеркнуть, что успех всей описанной выше системы зависел от двух главных факторов: достаточно эффективного механизма организации займов и поддержания правительством своего «кредитного рейтинга» на финансовых рынках. И в том и в другом отношении Соединенным провинциям не было равных. Это неудивительно, учитывая, что в правительстве сидели коммерсанты, которые желали, чтобы государство функционировало на тех же принципах финансового здравомыслия, какими руководствуются, скажем, акционерные компании. Поэтому Генеральные штаты Нидерландов, эффективно и регулярно повышавшие налоги, чтобы покрыть растущие расходы правительства, могли удерживать очень низкие ставки по займам, не позволяя таким образом выплатам по долгам стать чрезмерно обременительными. Выстроенную систему усиливала и активная финансовая политика Амстердама. В результате у Соединенных провинций вскоре сложилась репутация международного расчетного, валютного и кредитного центра, что естественно привело к формированию соответствующей структуры и атмосферы, где долгосрочные государственные долговые обязательства воспринимались как абсолютно нормальное явление. Превратившись в голландский центр «избыточного капитала», Амстердам вскоре смог начать инвестировать в акции зарубежных компаний и, что еще важнее, принимать участие в операциях с облигациями, выпускаемыми правительствами других государств, особенно в военное время ^{130}.