О том, как разговаривать с благотворителями любого уровня и степени богатства, Галя могла бы давать мастер-классы. Но не давала. Так могло получаться только у нее. Она моментально находила слова, чтобы сообщить благотворителю о том, что лучшее применение его деньгам – отдать их.
Вместе с врачами и соратниками, стоявшими у истоков “Подари жизнь”, Галя умудрилась при своей жизни объяснить людям с деньгами и властью, что пройдет десять, двадцать, пятьдесят или даже сто лет – и ничего не останется: ни власти, ни денег, ни амбиций. Но можно, например, сделать так, чтобы остался детский онкогематологический центр. Или детский хоспис. Или прижившаяся привычка сделать так, чтобы болезнь не унижала, а жизнь была достойной и веселой, это ужасно важно, особенно когда речь – о детской жизни.
Весной 2011 года, за несколько месяцев до смерти, Галя Чаликова дарила всем знакомым репродукцию витража Шагала “Блудный сын” из церкви Покантико-Хиллз в Нью-Йорке. В Америке Галя была на лечении: ее саму, так мужественно сражавшуюся против рака, этот самый рак, оказалось, подло подкараулил.
Гуляя по городу между химиотерапиями, Галя зашла в церковь Покантико-Хиллз и замерла. Рассказывала потом, что раньше не понимала притчу про блудного сына, а теперь поняла: он ждет, чтобы обняли и приняли. Витраж с блудным сыном стал своего рода Галиным завещанием: его репродукция на Галином надгробии в Ромашково; открытка, на которой с одной стороны Галин портрет, а с другой – изображение витража, есть у каждого, кто любил Галю. А еще – колокольчик. Золотой, маленький, в форме яблока. Из Америки, где Галя лечилась, она привезла в Россию целый чемодан с колокольчиками и другими подарками (детскими игрушками, одеждой, книжками и сувенирами), которые передавала и дарила друзьям. Многие рассказывают, что, когда становится совсем тоскливо, поднимают колокольчик и звонят: так звенел Галин голос.
Теперь он напоминает нам, оставшимся, обо всем, что Галя хотела, но не успела сделать: построить, оснастить и что есть сил поддерживать клинику Димы Рогачёва, добиться решения проблемы с обезболиванием в России, построить детский хоспис, создать фонд помощи детям с нарушениями центральной нервной системы, создать и дать возможность работать фонду помощи больным муковисцидозом, сделать так, чтобы каждый благотворительный фонд в стране представлял человек публичный, узнаваемый и неравнодушный, кто помогал бы добывать деньги, открывать двери высоких кабинетов и не давал бы замалчивать проблемы.
Одно из ярких воспоминаний последнего “здорового” Галиного лета. Очередное заседание фонда. Мы сидим на открытой веранде в кафе. Обсуждается стратегия “Подари жизнь” на 2010 год. И вдруг вскакивает Чаликова: “Послушайте, у нас тут есть еще одна проблемочка. Представляете, у печени нет лица!” Повисает пауза. Все осматривают тарелки, думая, что Галя говорит о каком-то блюде.
“Что, Галечка?” – спрашивает ее Чулпан. “У печени, – медленно повторяет Чаликова, – до сих пор нет лица. Я думала поговорить с Ахеджаковой, но решила, что ей лучше стать лицом муковисцидоза”.
Галины Чаликовой нет на свете уже семь лет.
Фонд помощи детям с тяжелыми заболеваниями печени “Жизнь как чудо” теперь представляет актриса Саша Ребено́к.
Попечитель фонда помощи больным муковисцидозом – пианистка Полина Осетинская.
Клиника имени Димы Рогачёва построена, открыта, принимает пациентов и лечит их с применением самых лучших из имеющихся на сегодняшний день технологий.
Изменилось законодательство, сделав, по крайней мере, на бумаге, доступным обезболивание в стране.
В московские реанимации теперь круглосуточно пускают родственников. Совсем скоро этот опыт должен распространиться на всю страну.
С 2012 года в стране существует фонд “Галчонок”, названный в память о Галине Чаликовой. Этот фонд помогает детям с нарушениями центральной нервной системы.
Осенью 2018 года в Москве открылся стационар детского хосписа “Дом с маяком”. КАТЕРИНА ГОРДЕЕВА
ХАМАТОВА: Я часто рассказываю историю про “у печени нет лица” людям, не имеющим отношения к благотворительной сфере, но никто не смеется. Хотя теперь это уже стало нормой жизни: у каждого благотворительного фонда есть “лицо”: у “Галчонка”, например, прекрасная Юля Пересильд, с которой Галечка даже не была знакома. В благотворительность приходит другое поколение, всё двигается вперед, и это огромное счастье.
ГОРДЕЕВА: Но Юля Пересильд – это не другое поколение. Это – наше.
ХАМАТОВА: Конечно, другое. Дело даже не в том, насколько она по паспорту моложе нас, дело именно в поколенческой составляющей, в том, что Юля – это другая, новая ступень развития: сколько азарта, веселья, сколько жизненной силы она готова тратить на “Галчонка”. Как органично фонд стал частью ее жизни, не вступая в противоречие ни с профессией, ни со всем остальным, что составляет смысл ее существования. Ей уже не надо, как мне, себя откуда-то выдергивать и куда-то помещать.
ГОРДЕЕВА: Ты хочешь сказать, что поколения теперь считают фондами. “Галчонку” нет и пяти лет. “Подари жизнь” уже исполнилось десять. И, выходит, мы это новое поколение воспитали?
ХАМАТОВА: Да, конечно. Хотя дело, разумеется, не только в нас. Их изначально так воспитали родители, школа, театральные институты. Но есть еще и контекст: есть конкретные обстоятельства взросления, в Юлином контексте уже были мы, Юля пришла в фонд “Галчонок”, потому что фонд “Галчонок”, созданный Олей Журавской, которая была очень Гале близка, нуждался в медийном лице, которое бы фонд представляло. Таких лиц “Галчонок” перебрал немало, но никто долго не задерживался. Пока не появилась Пересильд, которая распорола свою грудную клетку, вынула сердце и отдала его на общее пользование – в буквальном смысле этого слова. Когда она только пришла в фонд, мы с ней долго и подробно об этом говорили. Разговор этот для меня был и важным, и страшным, потому что я видела, какой Юля человек, какой серьезный шаг – запускать ее в это большое, сложное и, в общем-то, неблагодарное дело (конечно же, приносящее радость, но и не радость тоже). Важным – потому, что я понимала, что она к этому готова и пойдет дальше нас, она сделает больше. Так и вышло: она открыла забрало и пошла.
ГОРДЕЕВА: Она действительно пошла дальше тебя?
ХАМАТОВА: Я не знаю, сколько физически времени она сейчас тратит на фонд. Предполагаю, столько же, сколько и я. По-другому, к сожалению, пока в нашей стране, не бывает, система всё еще не налажена: нет института звезд, а в ситуации полнейшего недоверия всех ко всем, включая артистов, ты не можешь быть только “лицом”, вишенкой на торте. Об этом можно пока только мечтать. И я, конечно, мечтаю, но на деле выходит так, что, когда тебе уже кажется, будто ты вишенка, обязательно что-нибудь идет наперекосяк, и ты в очередной раз понимаешь, почему в работу фонда нужно входить полностью, а не только кончиком ступни касаться, пробовать воду. Мне, чтобы это понять, понадобились годы. Юля во всё врубилась сразу. Она и не рассчитывала никогда на роль “вишенки”, а сразу стала генератором. И это нормально.