Счастье - читать онлайн книгу. Автор: Зульфю Ливанели cтр.№ 16

Все было укутано снегом.

Когда группа Джемаля вошла в деревню, то не застала там ни одной живой души. Крыши домов были завалены сугробами. Из печных труб не поднимался дым. Вокруг – ни людей, ни животных. Джемаль уже привык к этому. В районе спецоперации армейские подразделения добивали остающихся в курдских селениях подразделения РПК. Те, не имея другого выхода, пытались отсидеться, прячась в домах. Согласно полученной информации, прошлой ночью несколько террористов вошли в эту деревню. Днем их могло прийти бы и больше, но в задачу группы Джемаля входило – в целях предотвращения укрытия боевиков освободить деревню, а дома сжечь. С этой же целью следовало поджечь лес на склонах гор. Лес оставлять было нельзя: нужно было, чтобы террористы, укрывающиеся там, были видны как на ладони. Джемаль слышал о тысячах сожженных деревень. Сам он тоже участвовал в сожжении, по меньшей мере, двадцати, и уже привык, втянулся.

В этой деревне все шло как всегда: людей вытаскивали из домов и, разместив на одном из постов, допрашивали в школе. Сведения о боевиках выбивали с трудом, женщины надрывались от крика и плача, мужчины стеснялись раздеваться донага перед всеми и отказывались подчиняться, им было трудно ступать босыми ногами по острым и твердым камням; услышав приказ капитана: «До завтрашнего дня деревню освободить!», – они впустую умоляли не разрушать их домов. Вчера боевики РПК тоже угрожали, что уничтожат их жилища в ответ на требования военных сдать оружие. Жители села упрямо молчали и ничего не говорили. И к этому Джемаль уже привык. Он и его товарищи знали, что в ответ на их требование, как и на требование боевиков, никто не станет сдавать оружие. Вплоть до сегодняшнего дня ни один из жителей села ни в чем не сознался и не показал оружейные схроны, устроенные за пределами деревни.

Джемаль был убежден, что для этих людей существуют три самые важные вещи: оружие, ослы и их собственные яйца. Они не сдают оружия, пуще глаза берегут своих ослов, с помощью которых добывают пропитание, а когда их бьют, умоляют: «О Аллах! Командир, только не по яйцам!» В первую очередь они боялись потерять свое мужское естество.

В своей группе Джемаль был единственным человеком, знающим курдский язык, однако он с трудом понимал, когда деревенские начинали говорить меж собой. Он усвоил от Мемо только ломаный курдский – этого было недостаточно, чтобы понимать все говоры, иногда получалось лучше, иногда хуже.

Женщины, рыдая, грузили на ослов свои пожитки, дети тащили узлы, а мужчины в ужасной безысходности вздымали руки в мольбах. Жителям было сказано: «Можете идти куда хотите». Многие разбрелись по дорогам: некоторые отправились в Диярбакыр к своим родным, другие – в Стамбул, Измир, Анталию, Адану, Мерсин. Главной задачей военных было зачистить этот район от людей, уничтожить деревни, в которых боевики РКП могли бы найти убежище и пропитание.

Джемаль думал о голосе, который он слышал по рации, и к нему пришла мысль, что, возможно, и Мемо этой ночью пришел в деревню. По отношению к своему ближайшему другу он испытывал сложную гамму самых разных и странных чувств. Когда он думал о Мемо, война напоминала ему шуточные школьные представления у них в селе, однако от свиста пуль и взрывов ракет все его естество наполнялось диким страхом, и все шутливые воспоминания испарялись как дым. Первое время он перебирал в памяти все связанное с Мемо: как они охлаждали в речке сворованные на бахче дыни и арбузы, как жарили в бидоне пойманную сетью рыбу, как его старшие товарищи пили ворованную ракию, а он, из-за страха перед своим отцом-шейхом, даже руки не протянул к этому мерзкому напитку. Джемаля охватывала волна безграничного стыда и вины, когда он вспоминал, как его друзья, пересмешничая, привязывали камни к хвостам ослов. А потом, приукрашивая и добавляя от себя семь верст до небес, пересказывали самые непристойные в мире байки про Чистую Невесту. Он пытался сдержать возбуждение, потому что знал – от самого ужасного греха – онанизма, можно ослепнуть, так говорил его отец-шейх, и засыпал в страхе: как бы не стали искушать его своими видениями злейшие враги человека – бесы!

Все реже он вспоминал их невинные детские шалости: мины, «калашниковы», засады и полиэтиленовые пакеты, наполненные оторванными кусками тел товарищей, очень способствуют стиранию из памяти довоенного времени. Прошлое, когда они жили в селе, совершенно не вязалось с настоящим и постепенно исчезало из памяти Джемаля.

Странное дело: на представлениях в День освобождения Мемо обычно играл роль турецкого солдата, а он, Джемаль, – русского. Сейчас они поменялись местами: Джемаль был турецким военным, а брат Мемо – курдским партизаном.

Каждую ночь он слушал ломкий голос Мемо, предлагающий партизанам сдаться, но никто об этом не знал. Даже под угрозой смерти Джемаль не выдал бы эту тайну. Как же трудно было ему, слушая знакомый голос в рации, делать вид, что ничего особенного не происходит! Но так уж вышло, что однажды ночью он открыл эту тайну Селахатдину, который спал рядом на верхнем ярусе кровати и которому он очень доверял. Джемаль говорил шепотом, чтобы в казарме никто не мог ничего услышать. В ответ Селахатдин, который был поумнее его (Джемаль в этом был уверен), сказал: «И рта не открывай! Иначе тебе все это выйдет боком!» Джемаль послушался его совета. Селахатдин был парень из Ризели, его происхождение выдавал огромный нос – такой же, как у всех жителей черноморского региона. Многие из его боевых друзей были выходцами с Запада или Черноморья. Немало ребят родились в Тракьи и Эгели. А такие, как Джемаль, приехавшие с Востока, встречались редко. Селахатдин рассказывал ему про Стамбул, про рыбные торговые ряды, куда его дядя поставлял рыбу с судов Сарыера, про рыбные фермы в районе Эгейского моря. Все это для Джемаля было как диковинный сон…

Поскольку Селахатдин тоже был глубоко верующим, они держали пост во время месяца Рамадан и, если находилась такая возможность, совершали вместе дополнительные намазы-нафили. То, что отец Джемаля был шейхом, вызывало у Селахатдина особое уважение. Себя Селахатдин называл последователем суфийского тариката (пути) Ушшаки, он постоянно расспрашивал Джемаля о том, к какому ордену принадлежит его отец, однако Джемаль ничего толком не мог объяснить. Несмотря на то, что отец Джемаля был шейхом, а сам он восемь лет посещал курсы по изучению Корана, Джемаль не знал, к какому течению он принадлежит. Как мог, он пытался рассказать что-то про тарикат, говорил, что его отец использует турецкие, арабские, персидские слова, чтобы передать красоту Всевышнего и то, на каких принципах построен этот мир. Однако у Селахатдина, гораздо лучше знающего религиозную проблематику, это не вызывало доверия, и у него закралось подозрение, что отец Джемаля – один из ложных шейхов, какие нынче были распространены в Анатолии.

После полной эвакуации людей они принялись входить в жилища и обыскивать их. Как и предполагалось, ничего это не дало. Облив бензином, они подожгли дома. Когда пламя с шумом и треском охватило деревню, женские крики поднялись до небес. На глазах, словно щепки, сгорали их гнезда, их добро. А сами они кричали так, словно сгорали их сердца. Мужчины, державшие за поводья ослов, чтобы те не убежали, не плакали, они молча смотрели, как горит деревня, а в их глазах читалась дикая злоба.