Эндрю пробормотал что-то насчет умывания.
Я убрал со стола и пошел с книгой и сигаретами к декоративной скамье, которую прозвал «курительной». Собака наконец заткнулась. Мой лоб покрывали бисеринки пота. Я понимал, что ляпнул лишнего. Взбесился, что Эндрю меня не поддержал, и сказал не то, что хотел, или, по крайней мере, то, что запросто можно истолковать превратно.
Откинулся, насколько позволяла деревянная скамья, и прикрыл глаза.
Когда вновь их открыл, рядом стояла Элис. Я не слышал, как она подошла. Наверное, шаги босых ног по ступенькам и террасе заглушил стрекот цикад. На ней был практичный темно-синий закрытый купальник с перекрещивающимися бретельками на спине. Между большим и указательным пальцем она зажимала, словно мокрую тряпку, мой пиджак.
– Ты забыл у бассейна. Артан случайно облил из шланга, промочил насквозь.
– О черт!
– На солнце высохнет в два счета.
Повесила его на ручку скамьи и села рядом. Ее лицо ничего не выражало, но она быстро сводила и разводила колени, и, с учетом ее решения посидеть со мной, я принял это за жест примирения.
– А если сядет? – спросил я.
– Не знаю, зачем ты вообще его взял. Тридцать пять градусов!
Я внимательно посмотрел ей в глаза.
– Неуверенность в себе.
Я уже рассказывал ей, как каждый год в нашу начальную школу на один день приходили ребята из местного детдома и как они никогда не снимали форменные курточки.
– Именно так я здесь себя чувствую. Как детдомовец.
Она внимательно меня оглядела.
– В каком смысле? Неуверенно?
– Да. Например, за завтраком чушь сморозил. Наверное, в этой компании я немного не в своей стихии.
– Ты серьезно?
Внезапно меня охватил порыв рассказать всю правду: признаться, что наврал про свою жизнь, книгу, квартиру, сказать, что я мошенник, но хочу измениться, стать лучше… Сделай я это – кто знает, все могло бы повернуться иначе, курс, которым мы шли, мог бы измениться. Но шанс был упущен.
Вдалеке, за головой Элис, блестело серебром море. Клонились в сторону два паруса. Я потянулся, зевнул и коснулся ее шеи. Хотелось как-нибудь ее развеселить.
– Сегодня посмотрю твою машину, – сказал я, игнорируя вопрос, – когда жара немного спадет. Если все получится, как надо, к вечеру прокатимся.
Она повернула голову и поцеловала мне руку.
– Спасибо.
Я нежно коснулся губами ее ладони. На запястье алели две царапины. От пьяного удара Луиса? Провел по ним пальцами. Она высвободила руку и встала, показывая, что разговор окончен.
– Пойду еще поплаваю. Ты со мной?
– Через минуту.
Уже собираясь уходить, она приподняла рукав развешенного на скамье пиджака.
– Прости, Пол, дело совсем дрянь… Просто макинтош извращенца!
– Это твид! – жалобно отозвался я.
Вскоре заработала техника, с шумом перелопачивая землю. Гремели и скрежетали экскаваторы. Дело было не столько в грохоте или вибрации, от которой сотрясалась земля, – больше всего выводило из себя ощущение, что здесь не строят, а разрушают. Все время казалось, что за тобой шпионят, покушаются на твою свободу. Нервы накалялись до предела. Я встал со скамьи, поскольку отдыхать здесь больше не представлялось возможным, и вернулся к обеденной части террасы, где за столом, подперев подбородок рукой, сидел обернутый в полотенце Луис: бледная прыщавая грудь, красные растяжки на животе, облупившиеся плечи, лоб в испарине и влажные волосы. Перед ним стояла нетронутая миска овсянки.
– Неважно выглядишь, – заметил я.
Под стеклянными глазами залегли круги. Рот Луиса приоткрылся, но он не ответил – даже слова давались с неимоверным трудом.
– Поздно лег?
Он промычал что-то нечленораздельно, взял ложку и, передумав, снова ее отложил.
Внизу у бассейна Фиби и Дейзи спали на шезлонгах, скрестив руки над головой. Голые спины выгибались с изяществом музыкального инструмента, скрипки или дорогой гитары. Артан размашистыми равномерными движениями подметал вокруг бассейна резиновой метлой и поворачивался на них посмотреть. Дейзи подняла голову.
– Артан, кинь масло для загара, пожалуйста!
Он принес со стола.
– Спасибо, ты душка.
На другом конце Элис и Эндрю глядели на море и тихо разговаривали.
– Луис встал, – произнес я, подходя.
При звуке моего голоса оба резко обернулись.
– Да, – отозвался Эндрю, – я его разбудил, но может, и зря. Он все еще не в своей тарелке.
– Ничего, ляжет спать пораньше, – сказала Элис.
Эндрю посмотрел на телефон.
– Пойду посмотрю, как он. Заставлю что-нибудь поесть.
– Желаю удачи! – произнес я.
– Спасибо, – поблагодарила его Элис. – Попробуй отправить в душ.
– Слушаюсь! – Эндрю салютнул и вразвалочку направился к дорожке наверх.
Шум, который смолк на несколько минут, начался опять.
– О господи! – простонала Элис, опять поворачиваясь к морю. – Это ужасно, ужасно! Гораздо ближе, чем вчера, практически на нашей земле. Завтра дороют до рощицы.
– Могли бы и подождать, пока мы уедем.
– Могли бы… – слабо улыбнулась она.
– Что хуже: бульдозер или барбос? – Я старался ее рассмешить.
– Оба плохи.
– Бульдозер все-таки лучше. По крайней мере, не волнуешься, что его не кормят или бросили. Роет и роет себе, без эмоций.
Она опять улыбнулась, убрала изо рта прядку волос, подошла к грилю и села на металлический стул. Вытянула ногу и наклонилась, чтобы рассмотреть лодыжку – комариный укус или врастающий волос.
Я со вздохом опустился на свободный лежак. Решив не обращать на шум внимания, открыл книгу.
Спустя какое-то время появились Фрэнк и Арчи, с разбегу нырнули в бассейн и принялись плавать взад-вперед, вспенивая воду. Пришла Тина с красками. Последним по крутой тропинке очень медленно спустился Луис. Он встал внизу под инжиром, ни на кого не глядя, а потом, понурившись, прошаркал в дальний конец и лег ничком на шезлонг, бессильно свесив руки.
Я задремал. На сколько – не знаю. Когда проснулся, экскаваторы все еще переворачивали землю, но я остался один: лежаки опустели, вода в бассейне была гладкой, как стекло.
У ступенек наверх стояла Тина. Ее губы шевелились.
– Пол! – повторяла она. – Пол!
Я вскочил. Мир казался черно-белым, голова кружилась, в ушах звенело.
– Пол!
Подошла.