— Вы ошибаетесь, герцог, — сказал гасконец, — я уверен, что этот господин жив!
— Ну, так уберите его!
Шомберг взвалил бесчувственное тело товарища к себе на плечи и ушел вслед за Келюсом и Эперноном.
Тогда Крильон сказал королю:
— Заклинаю вас именем ваших предков, спрячьте шпагу в ножны!
— Да кто же этот господин? — с удивлением воскликнул король.
— Единственный, кроме меня, искренний друг вашей милости!
— Да что вы говорите, Крильон? — воскликнул гасконец. — Я даже не знаю этого господина!
Тогда Крильон снял шляпу и ответил:
— Этого господина зовут французским королем!
Гасконец отступил, вскрикнул от изумления и затем отбросил далеко от себя шпагу.
V
Грубая откровенность Крильона пришлась королю не по вкусу. Он очень любил творить всякие бесчинства, но при условии сохранения инкогнито. Поэтому он с негодованием крикнул:
— Да вы с ума сошли, Крильон!
— Нет, государь!
— Кто же этот господин?
Гасконец подошел к королю и преклонил колено.
— Раз вы, ваше величество, оказались столь великодушным, чтобы скрестить со мною шпагу, то доведите ваше великодушие до конца. Я прибыл издалека. Я явился в Блуа специально затем, чтобы испросить себе аудиенцию у вашего величества, так как у меня имеется поручение к вашему величеству!
— А кто вам дал это поручение?
— Покойный король Карл Девятый на смертном одре! — ответил гасконец взволнованным, торжественным тоном.
— Мой брат? — вздрогнув, крикнул Генрих. — Вы его знали?
— Я целовал его царственную руку, государь!
— В таком случае, государь, кто бы вы ни были, я разрешаю вам исполнить свое поручение!
— Государь, вы только что жаловались на холод…
— Вы правы. Ну, так пойдем в замок.
— Только не сегодня, государь!
— Это почему, сударь?
— Да потому, что здесь имеются два беззащитных существа — старик и девушка, — против которых фавориты вашего величества питают дурные замыслы и которых я взял под свое покровительство!
— Да кто же вы такой, что беретесь защищать кого бы то ни было?
— Клянусь назвать вашему величеству свое имя во время аудиенции, которую вам благоугодно будет дать мне!
— А если я желаю знать сию минуту?
При этом гневном возгласе короля в разговор вмешался молчавший дотоле Крильон:
— Я очень надеюсь, что вы, государь, не откажете в этой просьбе человеку, за которого я отвечаю душой и телом!
— А если я откажу?
— Тогда я посоветую этому господину молчать и подождать, пока ваше величество прикажет пытать его!
— Крильон! Вы позволяете себе разговаривать со своим королем слишком свободно!
— Государь, если бы все подданные вашего величества брали с меня пример, вы стали бы величайшим монархом в мире. Ведь у вас и сердце, и голова на месте, не то что у этих лизоблюдов, которые ползают у ваших ног!
На этот раз Крильон попал в самую точку.
— Хорошо! — сказал король. — Разрешаю этому господину умолчать пока о своем имени и жду его завтра в замке в своей спальне на утреннем приеме!
Гасконец снова преклонил колено.
— Недаром вы, ваше величество, внук короля-рыцаря! — сказал он. — Благодарю вас!
— До завтра! — ответил король. — Идем, Крильон! Бр-рр… Что за собачий холод!
— Простите, государь! Позвольте мне сказать на прощание два слова этому господину! — попросил Крильон, подходя к гасконцу.
Тот взял герцога за руку и шепнул:
— Молчание!
— К чему вы приехали сюда? — спросил герцог.
— Я хочу присутствовать на собрании Генеральных штатов.
— Вы?
— Да, я!
— Но ведь это значит подставить грудь под удары всех кинжалов, находящихся на содержании у Гизов!
— Ах, Крильон, — ответил гасконец, рассмеявшись, и, внезапно переходя на «ты» с герцогом, продолжал: — Мне кажется, ты начинаешь стариться! Как? Ты думаешь, что моя грудь, которую не смогла пробить шпага французского короля, послужит ножнами для лотарингских принцев? Да полно тебе!
— Но вы хоть не один здесь?
— Со мною моя «фламандка».
— Что это за «фламандка»?
— А вот эта самая шпага, которой сражался мой дед во Фландрии!
— Нет такой доброй шпаги, которая не ломалась бы!
— Здорово! Крильон начинает трусить! Это даже забавно! Покойной ночи, Крильон. Король прав — стало очень холодно. Я иду спать!
Через четверть часа после того, как гасконский дворянчик имел счастье скрестить шпагу с самим королем Франции, ворота домика снова были тщательно заперты и таинственный незнакомец вернулся в комнату, где Берта Мальвен жарко молилась. Увидев гасконца, она радостно вскрикнула:
— Вы спасли меня! — но, заметив его улыбку, немного смутилась; однако она тотчас оправилась и продолжала: — Их было четверо, но я нисколько не боялась. Я чувствовала, что с вами не справиться и целой армии!
Гасконец взял руку девушки и, почтительно поцеловав ее, воскликнул:
— Дорогая барышня, я знал, что Господь не оставит меня, так как Он поручил мне вашу защиту!
Затем они уселись рядком — молодой человек с орлиным взглядом, насмешливой улыбкой и львиным сердцем и хрупкая, вспугнутая голубка. И они принялись болтать так, как болтают в двадцать лет, краснея и волнуясь близостью друг друга.
Молодой гасконец много рассказывал о Наварре, о тамошних нравах и обычаях, о патриархальных порядках наваррского двора и т. п. В заключение он сказал:
— Дорогая Берта, милочка вы моя, не оставайтесь в Блуа, куда французский король заезжает так часто в сопровождении своих бесстыдных миньонов! Если вы хотите, я увезу вас с дедушкой в Наварру. Сир де Мальвен спокойно окончит там свои дни, а для вас мы подыщем подходящего муженька!
При последних словах Берта покраснела еще больше, и гасконец не утерпел, чтобы не поцеловать ее. Вдруг в этот момент послышался сильный стук в садовые ворота.
— О боже мой! — пробормотала Берта. — Это опять пришли они!
— Нет, — успокоил ее гасконец, — не бойтесь, эти люди — ночные птицы, боящиеся дневного света! — И он, прицепив шпагу, вышел открыть ворота.
Это пришел Крильон в сопровождении двух вооруженных дворян из королевской гвардии.
— Вот, — сказал он, — я пришел сменить вас. Мы трое останемся здесь, и миньоны уже не сунутся сюда!