В тихом городке у моря - читать онлайн книгу. Автор: Мария Метлицкая cтр.№ 54

Мать смотрела на него и плакала. Он держал ее руку и чувствовал, как из нее уходит тепло, жизнь уходит.

– Прости меня, – пытаясь пожать его ладонь, просипела она еле слышно.

– «Скорую», мама! – вдруг спохватился он. – Сейчас вызову.

Чуть дрогнули губы, почти незаметно она повернула к нему голову:

– Нет, не надо.

Иван вскочил, чтобы бежать к соседям и от них позвонить, но понял, что поздно. Остановился, наклонился, вглядываясь в ее замершее и уже неживое лицо.

Телеграмму Ленке, конечно, отправил.

Она приехала одна – Петрович остался с доче- рями.

Похоронили. Ленка плакала, а он… Нет. Слез не было. Но, что куда важнее, он простил ее. А значит, теперь будет легче жить.

Через неделю после Ленкиного отъезда он освободил ведомственную квартиру и уехал.

Теперь начиналась новая жизнь, и она должна быть определенно лучше предыдущей – иначе зачем? Плохое имеет свойство заканчиваться. А за плохим, как известно, наступает хорошее. Все примитивно и просто, закон природы. Черное, белое. Зебра.

Иван открыл глаза и с удивлением огляделся – господи, вот же меня занесло!

В домике, который он назвал хижиной дяди Тома, было сумрачно, сыро, прохладно, как, собственно, и должно быть в сарае.

Он потянулся, и тут же радостно загудели, запрыгали пружины кровати. Он встал, подошел к полуслепому окошку, за которым почти ничего не было видно, кроме густой зелени кустарника, обхватившего сараюшку в свои крепкие объятия. На ветках густо висели темные, почти черные ягоды. Он протянул руку, сорвал одну, и пальцы тут же окрасились в сочный темно-бордовый цвет. Запах ягод был восхитительно свежим, а на вкус они оказались островатыми, вяжущими язык, терпкими и горьковатыми.

«Что я делаю, – испугался Иван. – А если они несъедобные, ядовитые? Какой-нибудь вороний глаз? Смешно бы получилось – доехал, добрался и помер. Впрочем, вороний глаз, он тут же вспомнил, низкий кустарничек с раскинутыми в сторону листьями и с темно-фиолетовыми, соблазнительно-зазывными, блестящими ягодами.

Он вытер пальцы и усмехнулся: «Зря струхнул. Жить будешь!»

Втянул носом новые запахи – пахло свежей зеленью, раздавленной ягодой, сырой травой, землей и чем-то съедобным, кажется – пригорелой картошкой.

Почувствовав, что страшно голоден, пару минут простоял в раздумье. Идти в магазин? Да, пожалуй. Хлеб, молоко – самые простые продукты должны же здесь быть? Да, кстати, еще спросить у хозяйки про холодильник.

Быстро одевшись, вышел во двор.

Над столом, покрытым липкой, стертой клеенкой, роились стайки ос, создавая стройный хор маленьких и вредных вертолетиков. Да и на самой клеенке им было раздолье – сбившись в кучки, они копошились в чем-то разлитом и, видимо, сладком.

Хозяйка стояла к нему спиной, что-то делая на плите, установленной в пяти шагах от стола. От плиты шел жар, и тот самый съедобный запах, который он уловил.

Он пробежал взглядом по ее спине, бедрам и ногам. Вспомнил, как называется этот тип фигуры – гитара. И вправду, стан ее был похож на гитару – верхняя дека, нижняя дека. Узкая спина, тонкая талия, широкие бедра, переходящие в полноватые ноги.

На длинной, крепкой шее, под высоко забранными смоляными волосами, он увидел крупную, темную, почти черную родинку, которую запросто можно было принять за осу или жука.

– Доброе утро, – кашлянул он. – И с хорошей погодкой!

Она обернулась, нахмурилась.

– С погодкой? Ага, как же! Это сейчас еще ничего, терпимо. А через пару часов начнется. Вот тогда запоешь! – И снова отвернулась к плите.

На его приветствие она не ответила. Да, воспитаньице! Впрочем, все было понятно при первой встрече.

– Любовь, – простите, не знаю вашего отчества, – а как тут у вас насчет магазинов? Ну, молочный какой-нибудь? Гастроном, например? И булочная? Очень хочется есть, – смущаясь, добавил он.

Она снова повернулась к нему, и он увидел ее удивленные глаза.

– По отчеству? – медленно проговорила она. – Ну, рассмешил! Меня отродясь по отчеству не называли! А тут ты. – И она повторила: – Ну, рассмешил! – И тут же строго посмотрела на него, словно удивляясь его наивности: – Продукты, говоришь? Да какие там продукты? Ранним утром надо, к открытию. Или перед закрытием. Тогда, может, и повезет. С мясом совсем плохо, куры бывают, но тощие и волосатые. Летом на рыбе перебиваемся, а зимой уж как получится. Нет, хлеб-то ты, конечно, достанешь! И молоко. А вот все остальное вряд ли. Это ж не Москва ваша. Какое у нас тут «купить»? У нас можно только достать, да и то если по блату.

– Да и у нас по блату, – улыбнулся Иван. – Но мне по блату не нужно, я не капризный, от деликатесов отвык. Мне бы яиц, хлеба, молока, картошки да крупы. Ну и отлично.

Люба присела на лавку, что-то прикидывая. И наконец приняла решение:

– Значит, так. К деликатесам мы тоже не привычные. Едим скромно. Хозяйка из меня еще та! Да и не люблю я все это, – она кивнула в сторону плиты. – Щи да каша, – усмехнулась она. – Если устроит – милости просим! В смысле, кушайте с нами. Дорого с вас не возьму, ну еще пятерка в месяц, не больше. Устраивает – пожалуйста. Нет – в магазин. – Люба показала в сторону улицы. – Гастроном через три дома, не заплутаете.

– Конечно, устроит! – Иван, страшно обрадованный, поспешил с ответом. Ну вот, кажется, одна из проблем решена! По крайней мере, ему не придется стоять в очередях и думать о пропитании. Щи да каша – а что еще надо? Да и отвык он от кулинарных изысков – в последний раз баловала его чудесная Анна Станиславовна, Ноннина матушка.

Вспомнив ее пирожки и запеканки, Иван громко сглотнул слюну. Ладно, не до хорошего, быть бы живым, как говорится. Краем глаза отметил, что и плита, как и стол, были грязными донельзя. Хозяйка явно была не из аккуратисток. Бабка таких называла чумичками. Нерях она презирала больше, чем врушек и хвастунов.

Люба шмякнула на стол сковородку с горячей картошкой, крупно нарезала огромный темно-розовый помидор, так же крупно, без затей, небрежно накромсала кирпич серого хлеба и с громким стуком, словно презирая все это, поставила на стол простые щербатые тарелки и алюминиевые вилки.

Иван присел на лавку и осторожно, смущаясь, спросил:

– А может быть, вытереть стол – осы?

Люба усмехнулась, окинув его презрительным взглядом, и недобро бросила:

– А вытирайте! Только все равно налетят. Юг у нас, понимаете? Юг и жара. Ну и это еще, – и она кивнула на плетистые заросли винограда.

Иван поднял голову и увидел крупные, темно-зеленые, почти зрелые кисти.

– Ух ты, – удивился он, – надо же! Прямо над головой!

– Тоже мне, редкость! – усмехнулась Люба. – Вырубаем, а он снова ползет! Прет, как сорняк, не отвяжешься. Ешьте сколько хотите, здесь его завались. Мне он – вот где! – И она резанула ладонью по горлу. – А мать наливку из него делает. Сладкую, ужас. А я сладкое ненавижу! – Сказано это было так горячо, будто она в это «ненавижу» вложила всю душу, и ему стало смешно.