И внезапно – словно совместились полюса, сошлись континенты – егерь из часов деда Константина напомнил Кириллу полузабытую фамилию ночного гостя, генерала госбезопасности, покровительствовавшего деду. Он должен был вспомнить ее раньше, еще при разговоре с Дитрихом, но не вспомнил, потому что судьба Дитриха существовала в его сознании только на немецкой, абсолютно обособленной, половине мира, однажды лишь соприкоснувшись с судьбой Владилена-Михаила; как ни старался он мысленно помещать историю Швердтов в одно поле, старые границы языка и вражды оказывались, выходит, сильнее. И только теперь фамилия всплыла, явилась как окончательное, непостижимое завершение сюжета, соединяющее концы и начала, как предзнаменование на его пути в Москву.
Кирилл выдохнул, выдавил из себя с шепотом эти буквы, как будто они были отравой:
– Кибовский.
Вдалеке моргнул красными бортовыми огнями взлетающий из Тегеля самолет.
В Москве наступил новый день, ожидающий Кирилла. У этого дня было лицо – лицо бронзового егеря. Кирилл вытащил из сумки, с глупой надеждой открыл свой паспорт, хотя точно знал: виза заканчивается сегодня.