Река во тьме. Мой побег из Северной Кореи - читать онлайн книгу. Автор: Масадзи Исикава cтр.№ 29

Развозя сою по деревням, я не мог не заметить, насколько истощены и измотаны местные крестьяне. Их продпайки, как предполагалось, составляли полтора фунта в день, но они получали лишь приблизительно половину этого количества. К тому же их постоянно отвлекали от основной работы на всякого рода военные сборы и прочие срочные работы. Землей они заниматься не имели возможности, и она приходила в упадок. Я видел множество полей, заброшенных и заросших сорняками, – у крестьян просто не было времени на их основную работу.

В этот же период осложнились отношения между Хочхолем и моей женой. Подрастающие сыновья и их мачехи нередко конфликтуют. Мальчишка подрос и стал непослушным. Моя жена тоже как-то отдалилась от своих собственных детей и, казалось, ушла в себя. Хочхоль возвратился в мою деревню, Тончхон-ри, и некоторое время жил у моего отца. Я попросил начальника подобрать ему работу в районе Хамджу. И тот нашел. Он устроил Хочхоля на продовольственном складе – все лучше, чем до старости горбатиться в поле, а иного выбора не было, останься он в Тончхон-ри. Конечно, и мне, и моему сыну сказочно повезло.

В семнадцатый день рождения Хочхоля, 25 марта 1989-го, я солгал своей жене. Я сказал ей, что еду на работу, а сам взял немного хлеба и пошел к сыну. Я два месяца не видел его, и он за это время заметно подрос. Мы пошли к реке и пообедали вместе. Разделили рис и хлеб, которые я принес. Это мало походило на день рождения, и все же было вкусно.

Мы с удовольствием болтали о том о сем, но когда зашел разговор о прошлом и всех наших бедах, через которые нам пришлось пройти, я не смог удержаться от слез. Сын пытался успокоить меня, но в конце концов и сам разрыдался. Он всегда был способен сопереживать, и в детстве, и сейчас, когда стал молодым человеком. Хочхоль был одним из немногих на этом свете, кто действительно понимал меня. Я попытался дать ему совет.

– Расти. Женись и приучи себя надеяться на себя и только на себя – я понятия не имею, какая судьба меня ждет и что со мной может случиться. Но если ты заболеешь, вообще, если что-то с тобой случится, просто скажи мне, хорошо? А я для тебя сделаю все, что смогу.

Мы пожали друг другу руки и расстались.

А несколько дней спустя меня вызвали в полицию. Полицейский утверждал, что мой сын украл козу, и хотел, чтобы я заплатил за нее. Я тут же отправился к сыну узнать, в чем дело.

Когда я увидел его, понял, что его избили – все лицо было в синяках и ссадинах.

– Я ничего не сделал. Меня просто подставили, – сказал он.

Хочхоль объяснил, что на работе оказался самым молодым из всех – примерно сорока рабочих. Какие-то негодяи из его коллег стащили картофель и сахарную кукурузу со склада. Хуже того, они украли, забили и съели чьих-то домашних животных. А потом обвинили во всем его.

– Они сказали так: «Ты – возвращенец, ты молодой, и с тобой будут снисходительны. Так что возьми вину на себя, ладно?» Ну и что мне оставалось делать? – дрожащим голосом спросил он меня.

И затем Хочхоль сказал мне, что они избили его.

Я посмотрел на сына. Я не сомневался, что он не сделал ничего дурного. Сил не было смотреть на следы побоев.

– Послушай! Ты должен быть сильным и смелым! Тебе надо научиться защищать себя, если хочешь выжить, – наставлял его я.

Ушел я очень расстроенным. Когда я вернулся домой, снова явилась полиция. Они грозились отправить сына в концлагерь, если я не заплачу компенсацию. У меня внутри все перевернулось. Нет, ничего подобного допустить было нельзя.

Я даже решил попытаться отправить его в армию – в отчаянной надежде покончить со всей этой историей. Я отправился в райвоенкомат и сказал, что мой сын очень хочет служить. Я даже предложил им немного соевой пасты и соевого соуса, чтобы военные были посговорчивее.

Хотя они сначала не соглашались, я отставать от них не собирался. Каждый день приходил к ним после работы. Я прекрасно понимал, что шансы мои мизерные, но ничего больше мне не оставалось. Если сына не возьмут в армию, его арестуют. И он исчезнет. Я был в отчаянии.

В конце концов я им надоел, и меня выставили из военкомата. И мои надежды в очередной раз рухнули.

На следующий день я встретился с Хочхолем. Я решил взять его к себе в Хамхын. Я рассказал ему, как пытался пристроить его в армию в военкомате и что это мне не удалось. Я полагал, что ему надо затаиться где-то до поры – пока эта история не забудется.

Ожидая поезд на станции, мы заметили на платформе молодых людей в военной форме. Это были новобранцы, их провожали родители, они держались за руки и фотографировались с довольным видом. Я представлял себе эти фотографии в семейном альбоме с подписями: «День, когда наш сын поступил на службу». На добрую память.

Вдруг сын расплакался. Глядя на него, я тоже не мог удержаться от слез.

– Отец! Прошу тебя, – уговаривал он, – хоть ты не плачь! Ты столько сделал для меня. Столько пережил. И люди в деревне тоже это мне говорили – ты сделал все что мог.

И тут я совершенно утратил над собой контроль – обняв сына, разрыдался в полный голос, наплевав на толпу людей вокруг.

Новобранцы гордо шествовали по платформе. Внезапно меня осенило. Я сказал сыну сесть в тот же поезд. Я подумал, что – чем черт не шутит – он смешается с ними, его тоже примут за новобранца и он даже пройдет службу с ними. Потом меня поразила еще одна мысль – а вдруг я вообще его больше не увижу. Я хотел сделать фотографию на память, но как?

Я дал ему 10 вон. Все, что у меня было.

– Осторожнее там. Думаю, полиция успокоится со временем, а ты не теряй его зря, – сказал я сыну на прощание.

– Не волнуйся, отец. Я дам о себе знать, как только смогу. Я обязательно вернусь и разыщу тебя.

И Хочхоль сел в вагон. Двери захлопнулись. Раздался печальный свисток, и поезд тронулся.

Я стал искать глазами сына, но слезы затуманивали мой взор.

Я продолжал махать, пока поезд не исчез.

После отъезда сына я страшно волновался. Иногда мне казалось, что я схожу с ума, поэтому я спросил отца и сестру, не могли бы мы пожить с ними в Тончхон-ри. Формально граждане Северной Кореи не имели свободы передвижения. Но поскольку мы выпали из системы, мы могли ездить куда угодно, не обращая внимания на полицию. И вообще, они лишь изредка интересовались людишками вроде нас, видимо, им было недосуг заниматься такой мелкотой.

И мы снова зажили с моим отцом и сестрой Масако. Нас прозвали «бедняками-возвращенцами». Мёнхва и Хосон ужасно скучали по старшему брату, хоть всячески скрывали это от меня. Хочхоль всегда заботился о них, совсем по-отцовски еще с тех пор, когда они были детьми. Им очень его не хватало, и это делало мою тоску и беспокойство только горше.

Однажды, когда мой отец был дома один, в дверь постучал какой-то молодой человек. Мой отец тут же узнал в нем одного из той шпаны, что околачивалась по окрестным улицам.