– Ну? – Холли швыряет рюкзак на кровать. – Что это ты устроила?
– А на что похоже? Меня вырвало, вот что.
– На самом деле, что ли? Мы решили, ты прикидываешься. Джулия невольно оглядывается на Селену, но та явно ничего не подозревает. Плюхается на кровать, не снимая формы, сворачивается калачиком и таращится в пространство. Джулия – это последнее, что ее тревожит.
– С чего бы? Чтобы помирать от скуки весь день? У меня вирус.
Бекка, напевая под нос, вынимает одежду из шкафа.
– Хочешь, посидим с тобой? – оборачивается она. – Мы собирались в “Корт”, но только если ты тоже пойдешь.
– Ступайте. Из меня плохая компания.
– Я останусь, – говорит Селена, обращаясь к стене. – Не хочу никуда идти.
Холли недоуменно смотрит на Джулию: что это с ней? Джулия пожимает плечами: откуда мне знать?
– А, да, хотела спросить… – Бекка высвобождает голову из ворота форменного джемпера, непослушные волосы торчат во все стороны. – Как насчет сегодня?..
– Чего? – ворчит Джулия. – Я же отстойно себя чувствую. Я хочу только спать.
Умоляю давай встретимся сегодня, написал Крис Селене. То же место в то же время я приду.
Бекка не улавливает странных интонаций в голосе Джулии. А год назад дернулась бы как от удара. Ну хоть так, думает Джулия. Хоть что-то хорошее.
– Может, завтра?
– Я не против. – Холли вешает блейзер в гардероб.
– Смотря как буду себя чувствовать, – отвечает Джулия.
Селена по-прежнему смотрит в стену.
Ночью Джулия не спит. Закрывает глаза, дышит ровно и медленно, прислушиваясь. Тыльная сторона ладони прижата ко рту, чтобы можно было впиться зубами, если вдруг начнет дремать.
Селена тоже не спит. Джулия лежит к ней спиной, но слышит, как она все ворочается и ворочается. Раз или два Джулии чудятся всхлипы, но она не уверена.
Спустя какое-то время Селена садится, медленно-медленно. Джулия слышит, как подруга затаила дыхание, проверяя, все ли спят, и приказывает себе лежать смирно. Бекка тихонько похрапывает.
Потом Селена опять ложится. И теперь уж точно плачет.
Джулия представляет, как Крис Харпер топчется сейчас по их поляне, может, бросает камешки в кусты и ссыт на стволы кипарисов. Она взмолилась бы, чтобы самое толстое дерево рухнуло на его тупую голову и его мерзкие липкие мозги размазало по траве, но знает, что мольбы тут не помогут.
В среду после обеда, когда они собирают учебники, чтобы идти в гостиную заниматься, Джулия объявляет:
– Сегодня ночью.
– Твой вирус прошел? – Судя по недоверчивому взгляду Холли, для нее эта версия по-прежнему неубедительна.
– Если он вернется, я нацелюсь прямо на тебя.
– Да бога ради. Я просто не хочу, чтобы тебя начало выворачивать прямо напротив комнаты кастелянши и нас застукали.
– Ты само сострадание. Бекс, ты пойдешь? – спрашивает Джулия.
– Разумеется. Не одолжишь свой красный джемпер? Я свой черный заляпала джемом, а на улице холодно.
– Конечно.
На улице вовсе не холодно, но Бекка любит одалживать шмотки, давать их поносить, все эти милые ритуалы, размывающие границы, превращающие их четверку в единое пушистое существо. Будь ее воля, у них вся одежда была бы общей.
– Лени, – окликает Джулия, – сегодня, а?
Селена отрывается от изучения расписания. Печальная, исхудавшая, хрупкая, такой она стала за последние два дня, как будто на нее попадает меньше света, чем на остальных; но идея насчет ночной вылазки вспыхивает в ней искрой, напоминающей надежду.
– Ой, да. Конечно, да. Мне это ужасно надо.
– Отлично, мне тоже, – соглашается Джулия. Еще одна, думает она. Одна последняя ночь.
Они бегут. Едва ноги касаются травы под окном, Джулия срывается с места и чувствует позади восторг остальных. Они несутся по просторному газону, словно дикие птицы, взмывающие в небо. Впереди светится желтыми окнами домик привратника, но они в полной безопасности: ночной сторож не отрывается от лэптопа вплоть до обхода территории в полночь, а потом в два часа, и в любом случае они невидимы, неслышимы, они не отбрасывают теней; они могут подобраться к нему вплотную, могут прижаться к стеклу и пропеть его имя, он и глазом не моргнет. Они уже проделывали этот номер прежде, когда хотели разузнать, чем он там занят. Он играет в интернет-покер.
Сворачивают направо, белый гравий летит из-под ног, и вот они под покровом деревьев, все быстрее и быстрее, по аллеям, в груди жжет, ребра распирает, Джулия мчится так, словно хочет, чтобы они разогнались, оторвались от земли и взлетели туда, к диску луны. И когда падает на поляне, бешеная гонка уже вынесла всю муть из ее головы.
Они хохочут остатками дыхания.
– Господи, – хрипит Холли, согнувшись пополам и прижимая руку к боку, – что это было? Вы что, готовитесь к кроссу?
– А ты представь, что сестра Корнелиус бежит за тобой, – говорит Джулия. Луна почти полная, следующей ночью нальется светом последний размытый краешек, и Джулия чувствует, что запросто могла бы с места перепрыгнуть заросли вокруг поляны, да еще медленно перебирая ногами в воздухе, и приземлиться на пальцы, легко, как пушинка одуванчика. Она даже не запыхалась. – “Девочки! Я предупреждала вас, и информировала, и сообщала, что вам не следует бегать по траве, и зеленым насаждениям, и… и зеленеющим пастбищам…”
Слова вызывают почти истерику.
– “Библия гласит, что Господь наш Иисус никогда не бегал, не прыгал и не скакал…” – Бекка киснет и задыхается от смеха.
Холли грозит пальцем:
– “…и кто вы такие, чтобы думать или полагать, что вы лучше Господа нашего? А?”
– “Вот ты, Холли Мэкки…”
– “…что это за имя вообще, нет такой святой по имени Холли, поэтому отныне мы будем звать тебя Бернадеттой…”
– “…ты, Бернадетта Мэкки, прекрати бегать сей же миг…”
– “…сию секунду, сию минуту…”
– “…и поведай мне, что Господь наш подумает о тебе. Итак?”
Джулия вдруг понимает, что Селена не резвится вместе со всеми. Она сидит, обхватив руками колени, и лицо ее обращено к небу. Лунный свет омывает ее, пронизывая насквозь, и не разобрать, это призрак или святая. Кажется, что она молится. Может, и вправду.
Холли тоже замечает Селену, смех стихает. Она тихонько зовет:
– Лени.
Бекка приподнимается на локте.
Селена, не шевелясь:
– Ммм.
– Что случилось?
Джулия целит в голову Селены, как камнем: Заткнись. Это моя ночь, моя последняя ночь, ты не посмеешь ее испортить.