– Подожду здесь.
Ухмылка прямым текстом говорила: славный мальчик, смотри берегись страшной маленькой девочки. Я не купился. Он догнал Конвей, их шаги зазвучали в унисон. Шагали плечом к плечу, как настоящие партнеры.
Холли до них не было дела. Она оставалась напряженной, как взведенная пружина, суровая морщина залегла между бровей.
– Вы что, правда думаете, что я убила Криса?
– А что бы ты думала на моем месте? – Я все так же стоял в дверях.
– Я надеюсь, что была бы достаточно толковым профессионалом, чтобы понимать, когда человек не убийца. Боже правый.
Адреналин бушевал в ее крови, тронь – и электрическим разрядом отшвырнет через всю комнату.
– Ты что-то скрываешь, – сказал я. – Это все, что я знаю. Я не настолько хорош в телепатии, чтобы догадаться, что именно. Ты должна сама рассказать.
Не разобрал, что там, в ее глазах, – кажется, презрение. Она резким движением затянула резинку на волосах, туго, даже больно, наверное. Оттолкнула стул и подошла к модели школы. Отмотала от катушки кусочек медной проволоки и щелк! откусила специальными маленькими щипчиками.
Прислонившись бедром к столу, вытащила пинцет, ловко обернула проволочку вокруг кончика карандаша, поправила неровно закрученную спираль, нацелилась на крошечную спальню. Пальцы двигались словно в танце, подхватывали, удерживали, кружились, сплетались, творя заклинания. Ритм и сосредоточенность успокоили ее, морщины на лбу разгладились. И я успокаивался вместе с ней, отчасти даже позабыв, что должен быть настороже, опасаясь манипуляций Мэкки.
Закончив работу, Холли протянула мне карандаш. На нем была надета шляпка, широкополая, как раз на кончик пальца, украшена проволочной же розой.
– Великолепно, – потрясенно выдохнул я.
Холли улыбнулась отрешенной улыбкой – скорее шляпке, чем мне. Повертела ее немножко.
– Лучше бы я не приносила вам эту чертову карточку, – сказала она. Не злобно, не выискивая повода врезать мне по яйцам, нет. Дело зашло слишком далеко, не до глупостей.
– Почему? – спросил я. – Ты же знала, что поднимется шум; ты была готова к этому. Что изменилось?
– Мне нельзя с вами разговаривать, пока отец не вернется. – Она сняла шляпку с карандаша, просунула между проволочек и уронила на крошечный столбик кровати. Потом вернулась на свой стул. Натянула рукава худи на кисти рук и уставилась на луну.
Быстрые шаги по лестнице: из тени коридора выступила Конвей. От нее веяло сумеречной прохладой.
– Мэкки задержался еще покурить, – сообщила она мне. – На случай, если следующей возможности придется долго ждать, как он сказал. Говорит, можешь присоединиться к нему, если хочешь. Сходи; он явно не собирается возвращаться, пока ты не перекуришь с ним.
Она отводила глаза. У меня появилось необъяснимое нехорошее предчувствие. Я помедлил, пытаясь разобраться в выражении ее лица, но в результате насторожилась Холли, и взгляд ее тревожно заметался между мной и Конвей. Я вышел.
Контуры деревьев резким росчерком выделялись на фоне синего неба. Я впервые видел парк в таком освещении, но он все равно казался знакомым и привычным. И вообще я уже ощущал себя в школе так, словно нахожусь здесь давным-давно, словно это мое место.
Мэкки стоял, привалившись к стене. Помахал мне сигаретой – мол, вот видишь, мне это действительно нужно было!
– Что ж, – начал он. – Интересную стратегию ты тут выработал, малыш Стивен. Кто-то, может, скажет, чистый идиотизм, но я готов оправдать тебя за недостатком улик.
– Какую стратегию?
Удивленный взгляд, глазам своим не верит.
– Эй, помнишь меня? Мы ведь уже встречались. Мы работали вместе. Твое ой-как-что-где-я-глупый-малыш тут не прокатит.
– О какой стратегии ты толкуешь?
Мэкки вздохнул.
– Ну что ж. Поиграем. Снюхался, значит, с Антуанеттой Конвей. Я хочу знать: каков твой план?
– Нет никакого плана. Я получил шанс поработать с убийством и воспользовался им.
– Надеюсь, малыш, что ты просто прикидываешься простаком. Что тебе известно о Конвей?
– Она отличный спец. Много работает. Быстро продвигается по службе.
Он ждал. Когда понял, что я больше ничего не скажу, уточнил:
– Это все? Все, что ты знаешь?
Я пожал плечами. Прошло семь лет, но под взглядом Мэкки я все еще ежился, все еще чувствовал себя сопляком, плавающим на устном экзамене.
– Вплоть до сегодняшнего дня я не то чтобы много думал о ней.
– Но есть же слухи, сплетни. Или ты выше этого?
– Не выше. Просто никогда ничего не слыхал насчет Конвей.
Мэкки тяжело вздохнул, взъерошил волосы, покачал головой:
– Малыш. Стивен. – Голос стал совсем ласковым. – В этом бизнесе тебе нужны друзья. Обязательно. Иначе долго не продержишься.
– Я уже давно держусь. И у меня есть друзья.
– Я не об этом. Тебе нужны настоящие друзья, малыш. Друзья, которые прикроют твою задницу. Которые сообщат то, что тебе нужно знать. Которые не позволят тебе врезаться в вихрь разнообразного дерьма, не предупредив об опасности.
– Типа тебя?
– Ну, пока что я делал для тебя все, что мог. Разве нет?
– Я сказал спасибо.
– И хочется думать, это было искренне. Но не знаю, Стивен. Что-то я не чувствую флюидов любви.
– Если ты мой верный друг, – предложил я, – так валяй, расскажи, что я должен знать про Конвей.
Мэкки опять оперся на стену. Сигарета забыта, она свою задачу выполнила.
– Конвей – прокаженная, парень. Она не говорила?
– Как-то случая не было. – Я не стал допытываться, что он имеет в виду. И так расскажет.
– Но она и не нытик. Полагаю, это единственный плюс. – Он стряхнул пепел. – Ты же не идиот. Должен догадываться, что Конвей никогда не станет Мисс Конгениальность. И ты не против оказаться с ней в команде?
– Я же сказал, мне не нужны новые друзья.
– Я не о социальных связях. Вот смотри, про Конвей: в свою первую неделю в отделе она наклонилась, записывая что-то на доске, а этот идиот Рош шлепнул ее по заднице. Конвей обернулась, схватила его за руку и заломила ему палец, пока у бедняги глаза из орбит не полезли. Сказала, что в следующий раз сломает. Рош обозвал ее сукой. Конвей нажала чуть сильнее, Рош заорал, Конвей отпустила его и вернулась к доске.
– Легко могу представить, как прокаженным после этого стал Рош. Но не Конвей.
Мэкки громко расхохотался.
– Я соскучился по тебе, малыш. Правда соскучился. Я и забыл, какой ты милый. Ты прав: в идеальном отделе так и случилось бы. И даже в кое-каких из наших отделов в другие годы – вполне. Но прямо сейчас отдел убийств не самое приятное место. Они неплохие парни, в основном, по-своему, но немножко такие регби-клуб, особая каста, немножко грубоватые бугаи. Если бы Конвей отшутилась, или поржала вместе с ними, или в следующий раз сама ухватила Роша за задницу, все было бы в порядке. Если б она хотя бы попыталась вписаться в команду. Но она этого не сделала, и теперь весь отдел считает ее спесивой крутой сукой без чувства юмора.