Сергей вставил диск в компьютер Славы, придвинул к себе стул и, когда появилось изображение, заговорил, как закадровый диктор:
— Мы находимся в интерьере спального помещения домика Германа, садовника матушки Катерины. На постели два обнаженных персонажа. Один из них, несомненно, Герман. Вторая… Вячеслав Михайлович, вы уже узнали нашу безутешную вдову Оксану Сереброву? Пропущу самые пикантные места. Переходим к следующему сеансу аскезы Германа. Это сестра Лидия, как она сама нам сможет подтвердить. Снимается все хозяином на хорошую аппаратуру, явно в расчете на зрителя. Страничка «странника Г» — площадка не только для распространения порнографии, но и для знакомств разного толка. Тоже пропускаю наиболее пикантные места. Они останутся для следствия. Сейчас у нас просто обзор уже известных лиц. Да, это Кристина Сереброва. Тоже опущу. Только один момент. Эта женщина откровенно напичкана наркотиками. Она выглядит нездоровой и, в отличие от сестры Лидии, скованна и неопытна. А вот теперь самое неприятное. Ребенок в руках нашего доброго садовника — сирота Варя Пескова. Именно ее по рекомендации Германа матушка Катерина собирается взять под опеку. Спокойно, Герман. Сидеть! Слава, вызови охрану, человек не в состоянии держать себя в руках, а ему придется все это досмотреть, дослушать и объяснить.
Земцов встал.
— Григорий Иванович, если вы не можете сидеть и не хватать стулья, допрос продолжится в наручниках. Мы, кажется, подошли к обвинению в очень серьезном преступлении. Насилие над несовершеннолетней. Срок вам известен. Ибо вы с помощью симуляции уже ушли от такого обвинения. Да еще по отношению к своим детям. Ничего не поздно вернуть. Такой рецидив. А там было убийство. Не мой вопрос, но таких, как вы, надо изолировать пожизненно, мое личное мнение.
Герман встал с вытянутыми по швам руками:
— Я прошу: не надо наручников. Не надо больше это показывать. Не надо сейчас ничего поднимать. Женщины приходят ко мне добровольно. С ребенком — это случайность. Больше не повторится. Дайте мне немного времени. Я лечусь… Я стараюсь… То была не симуляция. Вам врачи скажут.
Он зарыдал, закрыв лицо руками. Выглядело это вполне правдоподобно. Сергей и Слава смотрели на него терпеливо, без сочувствия и возмущения. Никто не обязан испытывать человеческие чувства по отношению к существу, которое не справилось с миссией человека. Герман убрал руки, его лицо было красное и мокрое.
— Что вы хотите узнать? Я знаю почти все.
— Вот теперь нормальный разговор, — откликнулся Сергей. — Петра Козлова с Инной-Лидией свели вы? Каким образом?
— Его человек выследил Инну, когда она ездила к Степану Сереброву. Потом Козлов сам приехал к нам. Я открыл. Он сказал, что у него серьезное предложение. Я согласился устроить им встречу у меня.
— Полагаю, вы все записываете? — спросил Сергей. — Именно это я искал. Но не нашел. Нашел другое, как вы заметили. Показал не все.
— Да. Деловые записи я храню в ячейке одного частного банка. Президент — клиент Катерины, ячейка на ее имя с доверенностью на меня. Мои сбережения, храню только в наличных. Деньги Инны в конвертах с датами и от кого. Она прятала от матери.
— Разумно, — кивнул Сергей. — Документы и компромат — в ячейке, свои порнографические экзерсисы — на самом доступном ресурсе для привлечения клиентов и жертв. Слишком здорово для больного. Так поехали туда, старик! Слава, прихвати еще кого-нибудь. Что же мы тут сидим, — Сергей решительным шагом направился к двери.
Кристина
После того как меня заставили написать заявление об увольнении, жизнь окончательно стала другой. Я привыкла к режиму, требованиям, расписанию от звонка до звонка. Теперь я понимаю, что для людей работа — это не только заработок. Это спасение от себя. Даже не догадывалась раньше о том, сколько у меня мыслей. А как они мучают, разрывают на части, я просто не могла знать. Когда погибли родители, а страшные тетки пытались меня отправить в детдом, рядом была Мария. Добрая, храбрая, всегда знающая, что делать. Она и думала за меня.
После свадьбы я от защиты и опеки Марии перешла под защиту мужа. От меня требовалось быть простой, благодарной, приятной. Нет, Антон, как и Мария, ничего от меня не требовал. Я сама понимала, за что он меня выбрал, что ему нравится. И работа разнообразила мое постоянное ожидание Антона. Я скучала по нему даже тогда, когда он спал рядом.
Сейчас я постоянно дома. Через дорогу в своей квартире чахнет и худеет Мария. Антон все время рядом со мной: он после аварии с сотрясением и в гипсе. Он по-другому рядом — через стенку. И я ни по нему, ни по Марии больше не скучаю. Они перестали быть мне нужны. Я ничего не делаю по дому и не мучаюсь от безделья. У меня другая, постоянная, страшно изнурительная работа. Я днем и ночью выбираюсь из-под того, что свалилось на мою голову и судьбу. Я постоянно сжимаю голову руками и чувствую, что она может взорваться от мыслей, поисков решений, новых потребностей, к которым никто, кроме меня, больше не имеет отношения. Я постоянно отвечаю себе на вопрос: чего я больше хочу — жить или не жить. И отвечаю: жить. Я боюсь смерти. Из-за того, что вокруг происходит, не думать о смерти невозможно. И я поняла одно: есть моя смерть, и есть чужая. Я хочу выжить сама. И это все, до чего я в состоянии додуматься.
А чтобы перетерпеть позор, унижения, мучения брошенности, я пью травы Катерины и таблетки Германа. Мне перестали мешать шум в голове и постоянная тошнота. Наоборот, это как подушки и перина при падении с высоты. В какой-то момент от сердца поднимается что-то теплое и сладкое, доходит до горла, щекочет рот. И мне не хочется провалиться в сон, как обычно. Нормальный сон давно ушел, с этим ничего не поделаешь.
Ужасные, бестолковые и наглые сыщики продолжают меня дергать. Они там что-то жуткое нарыли на Автандила. Вроде его нанял человек, которому нужно истребить всех Серебровых. Следователь Земцов меня спрашивал, у кого из знакомых была возможность сделать ключи от квартиры Марии с моих. Кто мог подрезать тормозные шланги в машине Антона. Я просто пожала плечами. Нашли у кого спрашивать! Я вообще об этом не хочу думать.
А теперь меня начали спрашивать про Германа. С ума сойти! Он там у себя принимал Оксану и дочку Катерины. А с другой стороны: почему нет? Что это дает им и чем мешает мне? Впрочем, мне мешает все. Герман у них теперь тоже подозреваемый. Он и мог сделать любые ключи. И, главное, эта скотина все писала на видео. Не знаю, рассказали ли они Антону и Марии, но тем могло понравиться: меня можно презирать еще больше. А мне плевать, как они ко мне относятся. Хуже, чем есть, не будет. Самое страшное, что я по-прежнему не могу стереть из сознания, внутреннего взгляда предполагаемую любовную сцену Антона и Марии. Я вижу ее голой. Мне разрывает душу обожающий, желающий, восторженный взгляд Антона. Я не могу не думать о том, что он никогда не смотрел так на меня. Да что — на меня! Он вообще не мог так смотреть ни на кого. Это совсем другой человек. А я наивная дура.
Мы в осаде. За нами все следят, на нас все охотятся. Я попала в этот кошмар из-за Антона. Меня добила в этом аду Мария. Сволочами оказались Герман, Катерина, Оксана. Вывод? Он один: я живу назло всем.