– Макглэйд, будь учтив.
Полутемная гостиная была тесной и сумрачной. Помимо мерцания телевизора здесь был всего один источник света – хилая желтоватая лампа на мраморной столешнице возле дивана. В пепельнице тлела сигарета, пуская в полумрак ниточку синеватого дыма.
Среди вездесущей табачной вони, и давней, и свежей, угадывался еще один нехороший запах – гнили. То ли испорченные овощи, то ли мясо или же то и другое.
Когда глаза привыкли к скудному освещению, на стенах я разглядела коллаж с фотопортретами хорошенького малыша. На многих из снимков сияла радостной, блаженной улыбкой роскошная молодая блондинка с этим самым ребеночком на руках. Волосы у Вайолет были все еще блондинистыми, но она уже не походила на женщину с тех фотографий. Может, ей даже мучительно на них смотреть.
Вайолет, осторожно пятясь, погрузила седалище между двух подушек дивана (я явственно слышала, как заскрипел его каркас).
– Садитесь, – хозяйски указала она на кожаный диванчик для двоих. Со своего дивана она подняла пульт и пригасила звук сериала. Пол под ногами был замусорен пакетами из-под чипсов, разнообразной пивной закуси, а еще таким количеством пробок и бутылок из-под «Сэм Адамс Черри Уит»
[22], что сама собой закрадывалась мысль: не совладелица ли она пивоварен «Адамс».
У меня под кедами что-то хрустнуло – оказалось, мышиный помет.
– Какое у вас уютное гнездышко, мисс Кинг, – неуклюже сделал комплимент Макглэйд.
– Чего вы, собственно, хотите?
Голой рукой я случайно задела подлокотник дивана и кожей ощутила липковатый осадок дыма; впечатление такое, будто поры у меня зашкворчали, впитывая никотиновую отраву.
Я изобразила на лице приветливую улыбку.
– Вы, кажется, в свое время служили в полиции Северной Каролины?
– Детективом по убийствам. Но это было давно.
– Вы уволились по какой-то конкретной причине? – полюбопытствовала я.
– Я на инвалидности.
– Что-нибудь связанное с весом? – брякнул дурень Макглэйд.
Вайолет презрительно на него покосилась.
– Производственная травма. Ранение на работе.
На столешнице среди мусора лежал брелок с ключами от «Тойоты».
– Наверное, сложновато жить на одно пособие по инвалидности, – предположила я. – Хотя у вас, разумеется, щедрые дополнительные поступления.
Я умолкла в расчете, что она сама выложит о себе какие-нибудь подробности. Но Вайолет тоже молчала.
– Откуда вы знаете об Эндрю Томасе? – поинтересовалась я.
– Особой тайны в этом нет. Восемь лет назад я участвовала в расследовании.
– Где он значился подозреваемым?
– Верно.
– И это расследование завело вас на острова Северной Каролины? – спросила я, припоминая ту страницу в Википедии.
– Да.
– И чем то следствие закончилось?
Вайолет протяжно вздохнула.
– Об этом многое написано – в частности, про то, что случилось на острове Окракок. Вы наверняка сможете отыскать и книги, и сайты, которые ответят на все ваши вопросы.
– Обо мне, знаете, тоже изрядно написано, – улыбнулась я. – Но не всегда исчерпывающе. И не всегда правдиво.
– Сама я на эту тему больше не общаюсь.
– Вы как-то поддерживаете с Эндрю связь?
– Я его уже давно не видела.
На стене я заметила фотографию.
Крякнув, я грузно поднялась и обогнула диван; Вайолет смотрела на меня с плохо скрываемым подозрением.
Я потянулась и сняла со стены фотографию. Какое-то время я рассматривала ее, а затем показала Вайолет.
– Когда это было снято? – спросила я.
С фотографии улыбалась не в пример более молодая, стройная и счастливая Вайолет, рука об руку с Эндрю Томасом. Вдали за ними виднелась заснеженная горная цепь. То, что это Вайолет, было заметно только по зелени ее глаз. В остальном женщина на фотографии и та, что сидела здесь на диване, не имели меж собой ничего общего.
– Это снимок семилетней давности, – пояснила Вайолет.
Она тяжко толкнулась с дивана и, схватив со стола недопитую бутылку пива, поднесла ее к губам.
– У вас с мистером Томасом были отношения.
– С чего вы это взяли?
– Вы здесь смотритесь парой.
– Какое-то время мы действительно были близки, но недолго. И давно.
– Тем не менее близки настолько, что его агент по-прежнему шлет вам его гонорары. Из того, что мне известно, его книги после того происшествия стали очень популярны. Я слышала, суммы весьма крупные.
Вайолет пожала плечами. Годы полицейской службы научили ее правилам игры – подавать только ту информацию, которая известна собеседнику. Крепкий орешек, ничего не скажешь.
– А где был сделан этот снимок? – спросила я.
– В раю, – мимолетно улыбнулась Вайолет.
– И где же этот рай?
Она пошевелила своей тумбой.
– Вы здесь для того, чтобы выспросить об убийстве? Про женщину, убитую на мосту? Я вас видела в новостях. Не так много беременных разгуливает по местам преступления. По ТВ показывали, как вы упали в обморок. – Глаза Вайолет осветились изнутри. – Надеюсь, ваш ребенок в порядке.
– Вайолет, вам что-нибудь известно о том убийстве?
Она покачала головой, потянулась к столу и подняла почти дотлевшую сигарету. Поднеся ее к губам, она несколько раз яростно затянулась, пока не воскрес к жизни красноватый огонек.
– Только то, что я видела в новостях, – ответила Вайолет, пуская носом дым.
Я пристально посмотрела ей в глаза.
– У вас никогда не было ника «ALONEAGAIN»? – спросила я, намекая на сообщения, которые встречала на форуме Томаса.
– Как?
Судя по растерянности, она понятия не имела, что я имею в виду.
– Вы знакомы с человеком по имени Лютер Кайт?
Лицо Вайолет сделалось жестким. Она повернула голову и смачно плюнула через плечо; слюна сползла по стене. Затем она подняла руки и предъявила внутреннюю сторону своих пухлых дряблых рук. Кожа там напоминала ветчину со специями – резинистая и в крапину. Шрамы от ожогов.
– Вот за это я должна сказать «спасибо» Лютеру Кайту, – сказала она.
– Я что-то не припомню, чтобы о ваших отношениях с Кайтом было что-нибудь написано.
– И не вспомните.
– Это произошло до или после бойни на «Киннакете»?
– Я об этом не распространяюсь.