Сама же быстро скинула платье, надела припрятанный неподалеку мужской костюм, убрала рассыпавшиеся из высокой прически волосы, накинула куртку и, став окончательно похожей на юношу, отправилась к своим.
Ее уговаривали доверить этот удар кому-нибудь другому. Просили.
Она отказалась.
Право мести за отца принадлежало ей и только ей. Хотя…
На миг, когда в глазах мужчины загорелось восхищение, ей стало жалко Карла. Из песни слова не выкинешь. Просто жалко, как человека, как было бы жалко Саньку, или Димку, или… да кого угодно. А потом вспомнилось восковое лицо отца, мать, постаревшая разом на десять лет…
И курок словно сам собой спустился. Как учили – чтобы не сразу умер, чтобы помучился подольше.
Ах, сколько же понадобилось времени, чтобы подготовить операцию, подкупить егерей, проследить лежки волков, вывести Карла в нужное место…
Операция была не слишком сложной. Волк был заранее присмотрен егерями, лежки и тропинки изучены. За несколько сотен монет золотом два егеря продали и короля, и всю информацию об охоте.
Десять минут, не больше.
Месяц подготовки и десять минут на операцию.
И когда Елена посмотрела в глаза руководителя группы, в ней уже не было сожаления. Только злое азартное веселье.
– Сдохнет через пару дней.
– Отлично. Теперь займемся старой гадиной.
* * *
Гедвига поняла сразу, что это конец. Когда во дворец привезли мертвенно-бледного Карла, когда лекари раздели его и уставились на страшные раны в животе, когда смотрели куда угодно, но не на нее…
Она была слишком стара, чтобы себя обманывать.
Ее сын мертв.
Ее внук мертв.
Ее род прерывается. Кто будет править несчастной страной – неизвестно, но ей теперь место только приживалкой у родных, или где-нибудь в старом замке, подальше от людей…
Это была не смерть, это было хуже. Крушение всей жизни.
Следующие два дня Гедвига сидела у постели внука. Карл то приходил в себя, то опять впадал в беспамятство, бредил, звал кого-то, ужасался…
А еще…
Она знала, кого винить за такую судьбу, только вот…
Карл сказал, что его убила княжна Морозова, но никто ему не поверил. Княжна была дома – на свадьбе одного из кузенов, ее видели многие. А даже если и она…
В глубине души все признавали, что княжна имеет право на месть. Кровь пролитая вопиет о крови, не так ли сказано в Писании?
А ненависть?
Гедвига своими руками разорвала бы девчонку, если бы та попалась ей на пути. Только вот не пересекались дорожки. Нет, не пересекались.
Во дворец спешно прибыл Фредерик Гессенский. Его собирались женить на старшей дочери Карла одиннадцатого, Гедвиге Марии и после этого короновать их обоих. Гедвигу-старшую это утешало мало. Вся ее любовь была отдана внуку, девочкам доставались лишь крохи внимания – и они это чувствовали. Так что бабушку ждала опала.
Не пришлось.
Это случилось на третью ночь после смерти Карла. Гедвига, мучившаяся бессонницей, потребовала к себе в опочивальню кувшин с вином и засахаренные фрукты – и тут же получила просимое. Служаночка присела в глубоком реверансе, по приказанию вдовствующей королевы, налила вино в кубок, застыла, согнувшись в глубоком поклоне…
Гедвига сделала несколько глотков. Вино вкусно пахло какими-то травами.
И поймала взгляд отчаянно синих глаз.
Синие глаза у смерти…
Это она еще успела подумать. А больше ничего и не успела, потому что служанка, словно сбросила маску. Улыбнулась, показав хищный оскал, приблизилась.
– А сейчас ты умрешь. За моего отца.
«Она!!!» – успела подумать Гедвига – и на остатках воли потянулась руками к горлу убийцы. Дотянуться, стиснуть в последнем усилии, задушить или хотя бы задержать… она бы закричала, но голос не повиновался, из горла вырвался слабый сип… яды, наследие покойного ныне евнуха Ибрагима, осечек не давали.
И Гедвига провалилась во тьму, хватаясь руками за горло, и на всем пути в ад ее сопровождал неотступный синий взор.
Тот же взгляд, который проводил к праотцам ее внука.
Княжна Елена с брезгливостью посмотрела на тело старухи. Можно бы и не добивать – пусть живет, мучается, сокрушается о внуке каждый день и каждый час… но нет! Если у кого и было мужское сердце в этой династии и мужская воля, так это у Гедвиги Элеоноры. Рано или поздно она бы попробовала снова и снова. А у Елены не так много родни, да и дядюшку жалко. Пусть живет как можно дольше. Им с Санькой еще время нужно на подготовку, чтобы потом править успешно. А они только-только свой Кабинет собирают.
Нет уж.
Стоило бы помучить старуху подольше, как-никак ее идея была, ну да ладно. Мы же христиане, будем милосердны. А в сложившейся суматохе (королевские похороны, как-никак) еще одна служанка и внимания не привлечет. Гессенский козлик с собой их почитай, десяток привез – и не все только пыль вытирали.
Княжна развернулась и навсегда покинула дворец шведского короля.
Ее долг был выполнен. А уж чем ей придется заплатить… а разве важно? Она уже согласилась на все. Она оплатит любые счета, которые ей предъявит жизнь, потому что хочет быть достойна своей матери. Женщины, которая все отдала для процветания своей родины. Жизнь, честь, репутацию, семью… Можно гордиться памятью предков, но куда лучше, чтобы они гордились тобой. Она справится.
* * *
– Вы слышали, дорогая, что произошло в Швеции?
Анна, в девичестве де Бейль, а ныне королева Франции, хоть и некоронованная, лукаво посмотрела на мужа.
– Нет, сир. Развейте же мое невежество, молю вас?
– Эти русские совсем озверели.
– Сир?!!
Анна так хлопала голубыми глазками, что Людовик подался на лесть. И, как всегда, улыбаясь хорошенькому личику жены, принялся посвящать ее в тонкости международной политики.
– По приказу старухи Гедвиги собирались убить русского короля. Не получилось – его заслонил князь Морозов.
– Мой сир, какая преданность!
Анна распахнула небесно-голубые глаза, усиленно затрепетала ресницами. Бедная царевна, такое горе… Бедный боярин. Анна помнила его по школе – его доброту, улыбку, веселый смех. Он всегда сопровождал государя, был тенью за его плечом, а вот теперь его нет…
Да чтоб они провалились, те шведы!
– Да, в наше время верные слуги – редкость.
Слуги!
Да что б ты понимал, чурбан в короне! Это у тебя только ты и слуги. А там все было иначе. И были соратники! Люди, стоящие плечом к плечу! Друзья и родные!