Нэнси жизнерадостно улыбнулась мужу. Хорошее настроение у Джорджа бывало чрезвычайно редко, но она всеми силами старалась создавать иллюзию, пусть даже для одной себя, что между ними существуют нежная привязанность и глубокое понимание.
— Привет, милый! Как прошел день?
— Нормально.
Он швырнул кейс на стол и извлек из него «Таймс».
— Вот, посмотри.
Нэнси была потрясена — какая деловитость! Обычно он, явившись домой, бормотал ей что-то в знак приветствия и уходил в библиотеку отдохнуть часок в тишине перед ужином. Видно, случилось что-то из ряда вон выходящее. Только бы не атомная война! Нэнси оставила брюссельскую капусту, вытерла руки и подбежала к мужу. Он развернул на столе газету, нашел раздел «Искусство» и ткнул длинным белым пальцем в какую-то статью.
Нэнси беспомощно посмотрела на расплывающиеся строчки и сказала:
— Без очков не вижу.
Джордж тяжело вздохнул — ну чего еще ждать от этой недотепы?
— Это сообщение об аукционах, Нэнси. Вчера у «Бутби» была продана картина твоего деда.
— Как вчера? — Она вовсе не забыла о полотне «У источника», напротив, после обеда с Оливией в «Кетнерс» неотступно думала об их разговоре, но ее так поглотили мысли о цене картины, которая висит у матери, в «Подмор Тэтч», что она потеряла счет дням. Впрочем, она всегда плохо помнила даты.
— Знаешь, за сколько она ушла? — (Нэнси раскрыла рот от изумления и покачала головой.) — За двести сорок пять тысяч восемьсот фунтов.
Он произнес магические слова ясно и четко, чтобы они дошли до ее сознания. Нэнси почувствовала, что сейчас потеряет сознание. Она оперлась о кухонный стол, чтобы не упасть, и поглядела на мужа вытаращенными глазами.
— Купил ее какой-то американец. Обидно, что все сколько-нибудь ценное уплывает из Англии.
Наконец к ней вернулся голос, и она пролепетала:
— А ведь картина на редкость безобразная.
Джордж улыбнулся ледяной улыбкой без тени юмора.
— К счастью для «Бутби» и для ее предыдущего владельца, не все разделяют твое мнение.
Но Нэнси не обратила внимания на ехидную реплику.
— Значит, Оливия не намного ошиблась.
— О чем ты?
— Мы говорили с ней об этой картине, когда обедали у Кеттнера, и она назвала примерно такую же сумму. — Нэнси посмотрела на Джорджа. — И еще сказала, что «Собиратели ракушек» и две другие картины, которые висят у мамы, стоят не меньше полумиллиона. Может быть, она и тут права.
— Без сомнения. Наша Оливия очень редко ошибается. Она вращается в таком обществе, что в курсе всего.
Нэнси опустилась на стул, ноги устали держать ее грузное тело.
— Как ты думаешь, Джордж, мама догадывается об их истинной стоимости?
— Вряд ли. — Он поджал губы. — Поговорю-ка я с ней. Нужно пересмотреть размеры страхового вознаграждения. Кто угодно может войти в дом и просто снять картины со стен. Насколько мне известно, она никогда в жизни не запирает дверь.
Нэнси разволновалась. Она не рассказывала Джорджу о своей беседе с сестрой, потому что он не выносил Оливию и постоянно демонстрировал пренебрежение к ее суждениям о чем бы то ни было. Но на сей раз он сам завел разговор о картинах деда и облегчил ее задачу. Надо ковать железо, пока горячо, решила она и сказала:
— Может быть, стоит поехать повидать маму и все обсудить?
— Что обсудить — условия страхования?
— Если взносы так сильно увеличатся, может быть, она… — Голос у Нэнси сорвался. Она откашлялась. — Может быть, мама решит, что проще продать их. Оливия говорит, сейчас на этих старых викторианских художников бешеный спрос… — Эта фраза показалась Нэнси восхитительно профессиональной, и она была горда собой. — Было бы жаль упустить такую возможность.
В кои-то веки Джордж задумался над ее словами. Сжал губы, снова прочел параграф с сообщением о продаже и тщательно, аккуратно сложил газету.
— Решай сама, — сказал он.
— Ах, Джордж, полмиллиона! Я и представить себе не могу столько денег.
— Не забывай, придется заплатить налоги.
— Ну и что с того! Нет, мы должны ехать. Тем более что я так давно с мамой не виделась. Пора проверить, как там идут дела. А потом я заведу речь о картинах. Очень деликатно. — Лицо Джорджа выразило сомнение. Оба они знали, что уж чем-чем, а деликатностью Нэнси не отличается. — Поеду, но сначала позвоню.
— Мама? Добрый вечер.
— А, Нэнси.
— Ну как ты?
— Хорошо. А ты?
— Очень устала?
— Кто — ты или я?
— Ты, конечно. Садовник начал работать?
— Да. Приезжал в понедельник и сегодня.
— Надеюсь, он свое дело знает?
— Я им довольна.
— Ты решила что-нибудь относительно компаньонки? Я дала объявление в нашу местную газету, но, к сожалению, никто не откликнулся. Ни единого звонка.
— Об этом ты, пожалуйста, больше не хлопочи. Завтра вечером приезжает Антония, она пока поживет со мной.
— Антония? Это еще кто такая?
— Антония Гамильтон. Видимо, мы все забыли рассказать тебе. Я думала, ты знаешь о ней от Оливии.
— Нет, — отрезала Нэнси ледяным тоном. — Никто мне ничего не рассказал.
— Так вот, случилось ужасное несчастье. Этот очаровательный человек, возлюбленный Оливии, который жил на острове Ивиса, умер. И его дочь собирается пожить у меня: она должна немного успокоиться и решить, что делать дальше.
Нэнси была в бешенстве:
— Ну, знаете, я вас совершенно не понимаю! Никто обо мне не подумал, никто не сказал ни слова! А я-то беспокоюсь, даю объявления!
— Не сердись, доченька, у меня столько дел, что я просто забыла тебе сказать. Но нет худа без добра: теперь тебе больше не надо тревожиться обо мне.
— Но что это за девушка?
— Я думаю, очень славная.
— Сколько ей лет?
— Всего восемнадцать. Мне с ней будет очень хорошо.
— Когда она приезжает?
— Я же сказала — завтра вечером. Ноэль привезет ее из Лондона. Он пробудет у меня субботу и воскресенье и разберет чердак. Они с Оливией боятся, что там может в любую минуту случиться пожар. — Нэнси молчала, и Пенелопа предложила: — Почему бы вам всем не приехать в воскресенье к обеду? Возьмите с собой детей. Повидаешься с Ноэлем, увидишь Антонию.
«И заведу разговор о картинах».
— Спасибо… — Нэнси колебалась. — Я бы с удовольствием. Только подожди минутку, я переговорю с Джорджем…
Оставив трубку возле телефона, она пошла искать мужа и нашла его очень скоро: разумеется, он сидел в глубоком кресле, укрывшись за страницами «Таймс».