Письма из Владимирской тюрьмы - читать онлайн книгу. Автор: Леонид Эйтингон cтр.№ 7

Вскоре прилетели родители, и мама опять, как это и было в большинстве коллизий в нашей семье, взвалила решение всех связанных с похоронами проблем на свои хрупкие плечи…

В 25 лет после института и аспирантуры меня выпустили во взрослое, самостоятельное плавание.

Через несколько лет дедушка переехал к Пузыревой Евгении Арефьевне. Это ей он читал по телефону по ночам стихи. Для нее же просил у мамы привезти из заграницы французские духи. Она скрасила его последние годы и поддержала во время тяжелой, продолжительной болезни.

Дед Лёня умер в мае 1981 года в Кремлевской больнице, куда его, еще не реабилитированного, поместили как ветерана разведки. Только спустя 11 лет после его смерти, через 41 год после первого ареста и 28 лет после выхода из Владимирской тюрьмы, было получено официальное письмо из Генеральной прокуратуры, где сообщалось, что оснований для ареста не было.

Оглядываясь назад и пытаясь проанализировать собственную жизнь, хочу отметить, что уроки доброты и взаимоуважения, верности своим идеалам и принципам, преданности близким и друзьям, полученные в детстве и юности, безусловно, помогли мне. Помогли с достоинством пройти через все ups and downs, оставаясь самой собой, никого ни разу не предав и не подставив. В этом огромная заслуга моих горячо любимых мамы, бабушки Оли и дедушки Лёни. Их, к сожалению, уже давно нет с нами, но память о них навсегда сохранится в моем сердце. И я уверена, не только в моем.

P. S. Недавно одна дальняя, «седьмая вода на киселе “английская родственница”» Эйтингона опубликовала книгу, переведенную и изданную в России. Там много ошибок и неточностей, но, не вступая в долгую полемику, хотелось бы ответить только на одно замечание: она выражает недоумение и даже недовольство из-за скромного памятника на могиле деда. Но всем, хорошо знавшим Леонида, известно его неприятие любой помпезности и парадности. Даже свой парадный генеральский мундир со всеми регалиями и позолоченным поясом он не надевал ни разу, и вы нигде не найдете таких фотографий. Посещая могилу бабушки, он всякий раз иронизировал в отношении стоящих вокруг громоздких могильных сооружений с указанием всех регалий усопшего — «пенсионер союзного значения», «профессор», «генерал»…

P. P. S. Это мои субъективные и, по-видимому, очень эмоциональные, а порой и резковатые заметки. Так сказать, штрихи к портрету любимого мною деда. Полагаю, у тех, кому хватит терпения прочитать его письма из тюрьмы, сложится более полный образ этого незаурядного, замечательного человека, отличного представителя своего поколения пришедших в революцию по зову сердца и верой и правдой (не за страх, а за совесть) послуживших своему Отечеству.

Этот раздел содержит подлинники писем Наума Исааковича Эйтингона из Владимирской тюрьмы с июля 1959 по март 1964 года.

Причем это лишь часть того, что им было написано в адрес жены Ольги. Однако множество имен, упомянутых в письмах, требуют некоторого пояснения. Это необходимо, как говорил наш историк Михаил Карамзин»: «Дабы физиономия каждого видна была…»

Итак, 49 писем — слабая ниточка общения с родными и близкими в письмах по два в месяц. Это разграничение в общении с внешним миром весьма четко прослеживается по датам от письма к письму, особенно за 60-й и 63-й годы.

В письмах просматриваются не только условия жизни в заключении дедушки, но и чаще всего забота о тех, кто остался на воле и у кого, конечно, имеются свои проблемы. Это общение из года в год, из месяца в месяц, из дня в день помогало моему дедушке жить и выжить.

Я предлагаю воспринимать это наследие из-за решетки в рамках каждого из шести лет, охваченных в письмах. (Всего в заключении дедушка провел более 12 лет.) Как мне представляется, это облегчит понимание условий, в которых находился дедушка волею судьбы. В этих письмах сквозит огромное желание хотя бы советами быть полезным близким ему людям.

Письма-погодки предстают перед читателями под заголовками. Сами заголовки взяты из писем и являются лейтмотивом данного периода.

Я рискнула вмешаться в форму изложения писем. Они написаны в условиях экономии бумаги и потому идут сплошным текстом, без абзацев. Чтобы облегчить восприятие читателем посланий из заключения, позволила себе вмешаться в структуру писем и разбить их на абзацы.

Здравствуй, моя дорогая и любимая Оленька!

Светочка и Соничка ^[2] мне сообщили, что ты уже вернулась в город. Я очень рад, что тебе удалось немножко отдохнуть, но в настоящее время очень огорчен тем, что в такую жару тебе приходится находиться в городе. Очень прошу тебя, моя любимая, береги себя, старайся в эти жаркие дни меньше возиться и больше отдыхать. Подумай, может быть, тебе удастся вырваться хотя бы еще на неделю или несколько дней за город, было бы очень хорошо.

Напиши мне, пожалуйста, как ты себя чувствуешь. Не нужно, моя Оленька, грустить. Это совершенно ни к чему и бесполезно, только себя изведешь. Старайся по возможности отвлекаться. В одном из писем Светочка спрашивает мое мнение по поводу перехода на другую работу. Я несколько раз прочел ее письмо и должен заметить, что сказать что-либо определенное мне трудно.

Во-первых, потому что уже очень давно оторван от жизни, живу в искусственной и ненормальной обстановке, и мне трудно дать какой-либо совет. Я ей рекомендую посоветоваться по этому вопросу с тобой, Зоинькой и Соничкой, они ей подскажут что-либо полезное. Я, как ты знаешь, всю свою жизнь проработал на одном месте, и, по-видимому, в этом отношении консерватор, откровенно говоря, не люблю, когда люди без особой нужды меняют места работы. Да нужно ли ей это делать? На старом месте ее все знают, хорошо к ней относятся, помогают совершенствовать свои знания и идут ей в этом отношении навстречу, встретит ли она на новом месте такое отношение — большой вопрос. На старом месте она вращается в здоровом рабочем коллективе, в новом она попадет в среду служащих, чиновников, нужно ли это делать? Это отразится, по-видимому, и материально, что имеет для вас значение, поскольку я лежу на всех вас таким тяжким грузом.

Материально, безусловно, будет хуже, так как дополнительной работы, как здесь, она иметь не будет, а на старом месте ее вряд ли будут держать. Да и то, что на новом месте ее согласились ждать до сентября, говорит за то, что там работа тоже не мед. Не верю я также и в то, что работа будет интереснее. Будет мотаться по визитам, больше уставать и менее удобно, чем на старом месте, а насчет науки, там ее тоже нет. Если бы вопрос шел о клинике, тут следовало бы подумать. Вот мое мнение, которое я даю с большим резервом. Могу дать и совет Светочке, больше выдержки, моя родная, больше спокойствия.

Получил приписочку Зоиньки, поблагодари ее за все. Как идут дела у Танюши, с нетерпением жду об этом ваших писем. Очень прошу Зоиньку окружить ее нужным вниманием и заботой, крепко обнимаю и целую «рыжуленьку». Как мне хочется, чтобы у нее все обстояло хорошо, надеюсь, так и будет. Прими, моя родная Оленька, мои поздравления по поводу дня твоего рождения и лучшие пожелания, самое главное — здоровья и много сил, чтобы переносить все эти неприятности.