– Вот за это и выпьем.
VIII
Эмира Мареш плыла по дворцу, как призрак.
Она знала, что о ней говорят люди. Ее называли отстраненной, рассеянной. А она на самом деле просто прислушивалась. Не только к ним, а ко всем и ко всему, что происходило под золочеными шпилями дворца. Мало кто обращает внимание на кувшины у каждой кровати, чаши на каждом столе. Ведь вода – это такая простая вещь, однако, если ее как следует заговорить, она может передавать звуки. Эмира знала заклинания, способные сделать шпионами любые вещи во дворце.
Вечный страх что-нибудь сломать научил ее следить за каждым шагом, прислушиваться к каждому шепоту. Мир – штука хрупкая, он полон трещин, порой незаметных. Один неверный шаг – и трещины раскроются. Одно неловкое движение – и весь мир обрушится, карточный домик сгорит дотла.
И Эмира поставила себе целью сделать так, чтобы мир остался невредим. Она залечивала трещины, прислушивалась к свежим надломам. Ее обязанность – укрыть семью от бед, уберечь весь дворец, охранять все королевство. В этом ее призвание, и если она будет стараться, если будет внимательна, то ничего плохого не случится. Так говорила себе Эмира.
Но она ошибалась.
Она делала все, что могла, и все-таки Рай чуть не погиб. На Лондон опустилась тень. Ее муж что-то скрывает. Келл не поднимает на нее глаза.
Она не сумела залатать трещины. Но теперь она уделит внимание всему остальному дворцу.
Шагая по коридорам, Эмира слышала, как беседуют в своих кабинетах жрецы, как шелестят их свитки, как скрипит перо по бумаге – они готовили заклинания.
Слышала тяжелую поступь стражников в доспехах на нижних этажах, слышала низкие гортанные голоса вескийцев и текучую мелодию фароанского языка в восточном зале, шепот дворян в галерее, где они сплетничали над чашкой чая. Говорили о городе, о проклятии, о короле. Что он сейчас делает? Что может сделать? Максим Мареш с возрастом расслабился, размяк. Максим Мареш – человек против чудовища, против бога.
Эмира слышала, как в Розовом зале мечутся в лихорадке люди, еще охваченные огненными снами, а обратив слух к восточному крылу дворца, уловила, как вздрагивает в таком же тревожном сне ее сын. И в такт ему беспокойно ворочается Келл.
И сквозь все эти звуки беспрерывно доносится упрямый шепот из-за окон, из-за стен, слова приглушены защитными чарами, теряются в шелесте ветра. Голос просит: впусти меня, впусти!
Эмира слышала очень многое, но слышала и мертвенную тишину там, где должны быть звуки. Слышала приглушенный шорох тех, кто изо всех сил старается вести себя как можно тише. В уголке бального зала пара стражников борются со страхом. В алькове дворянин и волшебница переплелись, как струны. А в зале карты слышно, как стоит у стола один-единственный человек.
Она пошла к нему, но, приблизившись, поняла, что это не ее муж.
Человек у карты стоял спиной к двери, склонив голову над городом Лондоном. На глазах у Эмиры он вытянул темный палец и опустил его на кварцевую фигурку королевского стражника перед дворцом.
С тихим каменным стуком фигурка упала набок.
Эмира вздрогнула, но статуэтка не разбилась.
– Лорд Сол-ин-Ар, – ровным голосом произнесла королева.
Фароанец обернулся, и в тусклом свете блеснули белые золотые бусинки, вделанные в кожу. На его лице не было ни удивления, ни страха.
– Ваше величество.
– Почему вы здесь один?
– Я искал короля, – ответил Сол-ин-Ар в своей гладкой шелестящей манере.
Эмира покачала головой, окинула взглядом комнату. Оглядела стол, как будто боялась, не пропало ли что-нибудь. Но Сол-ин-Ар уже успел поставить на место упавшую фигурку и взял с края стола другую. Чаша и солнце. Символ королевского дома Марешей.
Герб Арнса.
– Надеюсь, вы не сочтете за дерзость, – продолжал он, – если я скажу, что мы похожи.
– Вы и мой муж?
Он коротко покачал головой.
– Вы и я.
Эмира вспыхнула, хотя в комнате и становилось все холоднее.
– Как это?
– Мы оба много знаем и мало говорим. Мы оба стоим рядом со своими королями. Мы – правда, которая шепчет им на ухо. Мы – разум.
Она ничего не ответила, лишь склонила голову.
– Тьма распространяется, – мягко промолвил он, хотя слова были полны острых углов. – Надо поставить ей заслон.
– Мы поставим, – ответила королева.
Сол-ин-Ар коротко кивнул.
– Скажите королю, – велел он, – что мы можем помочь. Если он нам позволит.
Фароанец направился к двери.
– Лорд Сол-ин-Ар, – окликнула она его. – Наш штандарт.
Он посмотрел на резную фигурку в руке, как будто совсем забыл о ней.
– Прощу прощения. – И поставил фигурку обратно на доску.
В конце концов Эмира нашла короля в спальных покоях, но не в кровати. Он уснул прямо за ее письменным столом, тяжело привалившись к резной столешнице. Голова покоилась на сложенных руках, под ними лежала раскрытая тетрадь. В воздухе еще витал запах свежих чернил.
Из-под мятого рукава виднелась только первая строчка.
«Моему сыну, наследному принцу Арнса, когда придет время…»
Эмира тихо охнула, потом постаралась успокоиться. Не стала будить Максима. Не вытащила тетрадь из-под головы. Осторожно подошла к дивану, взяла плед и накинула ему на плечи.
Он вздрогнул, слегка шевельнулся, открыв не только еще одну строчку – «имей в виду, что отец живет ради своего сына, но король живет ради своего народа» – но и повязку на руке. При виде ее Эмира замерла. Сквозь белые бинты просочилась кровь.
Что сделал Максим?
И что еще намеревается сделать?
Она слышала, что по всему дворцу кипит работа, но разум мужа был непроницаем. Как она ни старалась, слышала лишь биение его сердца.
IX
Пала ночь, и распустились тени.
Они растеклись по реке, по туману, по безлунному небу. И были везде. И Осарон тоже был везде. В каждом ударе сердца. В каждом вздохе.
Кое-кто ускользнул. Ничего, их очередь еще придет. Остальные уже стерты в пыль. Это дело необходимое, как вырубка леса, как расчистка земли под новые посевы, чтобы взошла новая поросль, лучше прежней. Процесс естественный, как смена времен года. Осарон – это и осень, и зима, и весна.
И по всему городу слышатся голоса его верных слуг.
«Чем я могу служить тебе?»
«Как мне поклоняться тебе?»
«Укажи мне путь».
«Скажи, что мне делать».
Он проник им в разум.
Он проник им в тела. Шептал в голове и струился в крови. Он был каждым из них – и не привязан ни к кому.