Закроем классические лицеи?
В Турине 14 ноября прошли публичные слушания (во главе с судьей Армандо Спатаро), где в роли обвиняемого выступил классический лицей. Прокурор Андреа Икино, вооруженный многочисленными свидетельскими показаниями и статистическими данными, выступил со следующими обвинениями: (i) утверждение, что классический лицей обеспечивает наилучшую подготовку к научной деятельности, в корне неверно; (ii) тот, кто выбирает исключительно гуманитарные предметы, рискует остаться с неполной и искаженной картиной мира (впрочем, Икино не стал скрывать, что то же самое может произойти и с поклонником строго научных и технических дисциплин); (iii) классический лицей обязан своим появлением фашистской реформе Джентиле. В итоге суд полностью оправдал классический лицей – вероятно, категоричность обвинителя сыграла свою роль. Например, свидетели, среди которых было немало выдающихся умов, показали, что инициатива Джентиле продолжала традиции предшествовавших ей либеральных реформ и в фашистских кругах популярностью не пользовалась. Реформа Джентиле должна была сформировать новый правящий класс, ориентированный сугубо на гуманитарные знания, и научным дисциплинам она не уделяла должного внимания – в этом заключался ее основной недостаток.
Я выступал как адвокат защиты и в своей речи согласился со многими из предъявленных обвинений, добавив, что классический лицей в трактовке Джентиле не слишком жаловал не только точные науки, но и историю искусств или иностранные языки. С так называемыми мертвыми языками дело тоже обстояло не слишком гладко: многие мои сверстники после восьми лет изучения латыни в лицее, столкнувшись с незнакомым им прежде фрагментом из Горация, не могли его прочесть. Почему бы не учить искусству простейшего диалога на латыни, что еще совсем недавно было в ходу у европейских ученых мужей? Выпускник классического лицея не обязан становиться латинистом (этому учат в университетах), но он должен понимать, что такое римская цивилизация, быть знакомым с этимологией слов, узнавать латинские (и греческие) корни, лежащие в основе большинства научных терминов. Всего этого можно добиться, пристрастившись к чтению церковной и средневековой латыни, куда более доступной и привычной, и натаскав себя на поиск лексических и синтаксических соответствий между латынью и современными иностранными языками. Или возьмем греческий: зачем заставлять ученика корпеть над Гомером, который и специалистам-то не всегда по зубам, когда можно увлечь его переводами с греческого языка эллинистического периода (на нем, между прочим, говорил и Цицерон), предложив, например, труды Аристотеля о природе?
Можно создать гуманитарно-научный лицей, который сохранил бы гуманитарные дисциплины. Адриано Оливетти, приложивший руку к созданию первых компьютеров, нанимал не только инженеров и гениев от информатики, но и талантливых выпускников, получивших высший балл за диплом, скажем, о Ксенофонте. Ему было ясно, что для разработки оборудования необходимы инженеры, но новое программное обеспечение может родиться только в мозгу, взращенном на творческом полете мысли и впитавшем в себя литературу и философию. Мне всегда было интересно, не учились ли нынешние молодые изобретатели мобильных приложений (они отлично справляются с ранее не существовавшими профессиями) в учебных заведениях с гуманитарным уклоном.
Но одной информатикой дело не ограничивается. Классическое образование учит считаться с историей и памятью, тогда как любая техника существует только в настоящем и историческое прошлое постепенно теряет свою значимость. Описанное Фукидидом противостояние афинян и мелосцев до сих пор объясняет многое из того, что происходит в современной политике. Читай Буш хороших историков (а в американских университетах недостатка в них не было), он понял бы, почему в XIX веке англичанам и русским не удалось подчинить Афганистан своему влиянию.
Обратимся к примеру великих ученых: у Эйнштейна были глубокие познания в философии, а Маркс написал диссертацию о Демокрите. Так что давайте будем проводить реформы, но при этом сохраним классический лицей, ведь он учит придумывать то, что еще не было придумано, а в этом и состоит отличие гениального архитектора от прораба.
О книгах и всякой всячине
Гарри Поттер опасен для взрослых?
Пару лет назад я посвятил Гарри Поттеру одну из своих «картонок». К тому моменту были опубликованы три тома, и весь англосаксонский мир бурно обсуждал, можно ли детям читать истории про волшебников, или это непедагогично: вдруг они станут восприимчивыми ко всяческим оккультным бредням? Потом вышел фильм, поттеромания охватила весь мир, и вот две недели назад я случайно включил передачу Porta a porta
[517], в которой принимали участие маг Отельма, на седьмом небе от счастья от такой масштабной пропаганды в поддержку ему подобных (кстати говоря, он был одет до того «по-маговски», что даже Эд Вуд не рискнул бы пригласить его в свой фильм ужасов), и прославленный экзорцист падре Аморт (nomen omen
[518]), считающий книги о Гарри Поттере переносчиками дьявольской заразы. А веду я вот к чему: если остальные участники передачи, или по крайней мере большая их часть, мыслили здраво и считали вздором как белую, так и черную магию (хотя к тем, кто в них верит, стоит присмотреться повнимательнее), отец-экзорцист со всей серьезностью утверждал, что все виды магии (белая, черная, в горошек) – это происки Дьявола.
Раз в обществе витают такие настроения, я решил выступить в поддержку Гарри Поттера и сломать пару копий. Да, это истории о магах и колдунах, и в их популярности нет ничего странного, ведь детям всегда нравилось читать про фей, гномов, драконов и чернокнижников. Белоснежку же никогда не считали орудием Сатаны. Но эта книга ни за что не стала бы столь популярной, если бы автор (не знаю, был это гениальный расчет или феноменальное чутье) не сумел обыграть ряд архетипических повествовательных ситуаций.
Гарри Поттер поначалу не знал, что он сын павших в борьбе со злом добрых волшебников, и жил у недалеких и деспотичных дяди с тетей, которые сразу невзлюбили сироту. Когда герою открылись его истинные природа и призвание, он отправился в школу для юных волшебников и волшебниц, навстречу захватывающим приключениям. Вот и первая классическая схема: возьмите нежное юное существо, заставьте пострадать и испытать лишения, потом откройте ему глаза на благородное происхождение и предначертанное блистательное будущее – тут не только Гадкий утенок и Золушка, но и Оливер Твист с Реми, героем романа Гектора Мало «Без семьи». Хогвартс – школа, где Гарри осваивает магические премудрости, – похож на типичные английские колледжи, где англосаксы играют в одну из своих национальных спортивных игр, которая так очаровывает читателей: британцев, поскольку они понимают правила, и европейцев, поскольку правила для них – темный лес. Следующая архетипическая ситуация отсылает к «Мальчишкам с улицы Пала» Молнара и «Дневнику Джанни Урагани» Вамбы: подростки основывают тайное общество и объединяются против чудаковатых (а порой и откровенно злобных) учителей. Добавьте летающих на метлах героев, и получатся Мэри Поппинс с Питером Пэном. Еще Хогвартс напоминает таинственные замки из «Юношеской библиотеки» издательства Salani (оно же публикует в Италии «Гарри Поттера»), в эту серию входили книги, где мальчики в коротких штанишках и девочки с длинными золотистыми волосами дружно раскрывали преступный замысел какого-нибудь злодея, коварного дяди или целой банды негодяев и отыскивали клад, исчезнувший манускрипт или тайное подземелье.