морская пехота
Соединенных Штатов
Миссия: организация наступления
Финансирование ФФР
Страна ФФР: Соединенные Штаты
умер
ЭММА БЛЕДСОУ
Номер 63
женщина
34 года
черная
163 фунта
тактик
морская пехота Соединенных Штатов
Страна ФФР: ЮАР
выжила
ТЕО КЕННЕДИ
Номер 26
мужчина
66 лет
белый
262 фунта
специалист по биологическому оружию
До отправления жил в Колорадо
Страна ФФР: Англия
умер
68
Старший
На криоуровне стоит тишина, настолько глубокая и пронзительная, что я чувствую себя так, будто вторгаюсь без спроса в чье-то личное пространство.
— Харли? — зову я. Где он? Он должен сторожить этаж, охранять спящих замороженных.
Мне отвечает тишина.
Я пускаюсь в путь по рядам криокамер, сначала шагом, потом припускаю трусцой, а к семидесятым номерам я уже мчусь сломя голову, выкрикивая имя Харли. Где-то в глубине живота тяжелым грузом оседает паника. С каждым гулким шагом я задаю себе один и тот же вопрос.
Что, если убийца перешел на бодрствующих?
Заворачиваю за угол, уже ожидая увидеть на полу тело Харли в луже крови и убегающего места преступления убийцу.
Ничего.
Глупости это. Он наверняка у шлюза. Сердце колотится как бешеное. Вытираю пот с шеи, и пальцы задевают кнопку вай-кома. Торопливо нажимаю ее.
— Исходящий вызов: Харли, — хриплю я, поворачивая в сторону шлюза.
Бип, бип-бип. Сердце гулко стучит о грудную клетку. Если он не ответит, я вернусь, возьму пленку, найду его и…
— Что? — раздается угрюмый и раздраженный голос Харли.
— Ты где? — ору я.
— На криоуровне.
— Я тоже, ты где?
— У шлюза.
Вздыхаю с облегчением. Естественно. Естественно, он у шлюза. Мне становится стыдно за свой недавний страх, а еще я очень, очень злюсь. Поворачиваю в коридор, и вот он тут как тут, стоит, прижавшись лицом к круглому окошку.
— Ты что тут делаешь? — кричу я. — Почему не охраняешь их?
— Ты меня тут бросил на весь день! — орет Харли в ответ. — Черт, скучно мне стало, ясно?
— Там родители Эми и остальные беспомощные люди, и я тебя попросил всего лишь посидеть и посмотреть за ними. Неужели это для тебя слишком сложно?
Харли смотрит на меня, сощурившись.
— Кончай на меня орать, — произносит он. — То, что ты когда-нибудь станешь Старейшиной, не означает, что я тебе дам собой командовать.
— Даже не пытайся на это давить. Долго ты терпел, прежде чем прийти сюда смотреть на звезды? Ты вообще терпел? Ты хоть проверил, нет ли там случайно растаявших трупов, прежде чем отвернулся от них? По-моему, когда умер последний, было твое «дежурство».
Харли бросается ко мне, обеими руками хватает за воротник рубашки и прижимает к стене напротив двери шлюза.
— Долго ты их от меня скрывал? Когда Старейшина их в первый раз тебе показал?
— Кого, звезды?
— Звезды, звезды, естественно, долбанные звезды!
— Я их увидел только пару дней назад.
— Врешь! — Харли сильнее вжимает меня в стену. Я извиваюсь и отталкиваю его, но он не ослабляет хватки, даже когда я впиваюсь ему в руки ногтями. — Вы со Старейшиной заодно, вы все время вместе.
— Как будто у меня был выбор!
— Может, если бы она увидела звезды, то не умерла бы! — кричит на меня Харли. Лицо его искажено яростью… а в глазах блестят слезы.
— Ты что… кто? — пытаюсь я разобраться в его воплях.
— Кейли! — Харли захлестывает волна горя. Он отпускает меня, и я на пару дюймов сползаю по прохладной металлической стене. — Кейли. Может, если бы она увидела звезды, то не сдалась бы.
Харли отступает к двери шлюза, упирается в нее обеими руками и прижимает лицо к стеклу окна.
— Не то, не то, — бормочет он.
— Что — не то? — мой голос звучит уже ровнее, спокойнее. В памяти всплывает, как в прошлый раз Док на несколько недель запер Харли в комнате в полной уверенности, что тот собирается последовать за Кейли. Как тщательно медсестры следили за тем, чтобы он принимал лекарства — Док самолично проверял, пьет ли он дополнительные пилюли.
— Харли, давай пойдем со мной. Я вернусь к замороженным и останусь на ночь, а ты поднимешься в свою комнату и отдохнешь.
— Хочешь, чтоб они достались тебе одному, да? — огрызается Харли.
— Что? Нет!
Он морщится.
— Знаю, знаю. Ты мой друг, я помню, — он снова отворачивается к окну. — Все равно, это бесполезно. Никакого смысла, чтоб его.
— В чем?
— В том, сколько я на них пялюсь. Мы ведь никогда не долетим, да, Старший? Никогда не выберемся с этого тупого корабля. Мы все проживем жизнь и подохнем в железной клетке. Семьдесят четыре и двести шестьдесят три. Слишком долго… Охренеть как долго. Мне никогда не оказаться ближе к звездам, да?
Мне так хочется сказать ему, что все не так, но я знаю, что это будет ложь. И в этот момент мне становится ясно — мучительно ясно — почему Старейшина ложью заставляет всех растить детей в надежде на посадку на новой планете. Если у нас не будет и этого, для чего тогда жить? У Харли отобрали мечту о новой планете — и от него осталась лишь пустая, отчаявшаяся оболочка.
Харли сполз по стене на пол. Там у него лежит холст, но он накрыт куском муслина, и у меня не хватает духу спросить, что он рисует. Ухожу, оставляя его наедине со шлюзом — ближе к свободе ему уже не подобраться.
Я не собираюсь отбирать у него звезды.
Вернувшись к криокамерам, на самом открытом месте сооружаю из кучи лабораторных халатов и одного беспризорного одеяла что-то вроде гнезда. Не спать я не смогу, но, надеюсь, мое присутствие спугнет убийцу — а если нет, то, по крайней мере, будем надеяться, меня разбудит звонок лифта. Я так замучился — так устал… и тяжесть корабля, звезд, безнадежности, фидуса, Эми и Харли — все наваливается на меня одновременно.