Вынимаю прозрачный вакуумный пакет с фотографиями.
— Это что? — спрашивает Харли.
— Океан.
Он смотрит на фото, раскрыв рот.
— А это? — на этот раз Старший.
— Это мы ездили в Гранд-Каньон.
Старший берет фотографию у меня из рук.
Пальцем проводит по прорезанной в камне линии реки Колорадо. Во взгляде его недоверие, словно он не до конца верит, что каньон за нашими с мамой и папой спинами — настоящий.
— Это все вода? — спрашивает Харли, показывая на фото, где я, семилетняя, строю на пляже замок из песка.
— Все вода, — смеюсь я. — Она противно соленая, зато волны все время поднимаются и опускаются, набегают и отходят. Мы с папой любили прыгать в них, смотреть, как далеко нас утащит, а потом волны выносили нас обратно на берег.
— Все это вода, — шепчет Харли. — Все вода.
На остальных фотографиях нет ничего интересного. В основном на них одна я. Сначала грудничок, потом учусь ходить у бабушки в саду, на тыквенной грядке. Первый день в школе. Я на выпускном, на мне — обтягивающее черное платье, рядом стоит Джейсон и протягивает мне букетик васильков.
Глубже зарываюсь в контейнер. Тут должно быть кое-что, что мама точно не оставила бы. Пальцы смыкаются на маленькой твердой коробочке, и сердце замирает в груди. Вынув бархатную шкатулку с круглым верхом, я держу ее на ладони.
— Что там? — спрашивает Старший. Харли по-прежнему поглощен созерцанием океана.
В шкатулке лежит золотой крестик на цепочке. Крест моей бабушки.
Старший смеется.
— Не говори мне, что ты из тех, кто верил в эти сказки!
Не сводя взгляд с его лица, я надеваю крестик на шею, и смех обрывается.
— Этот корабль называется «Годспид», — говорю я, поправляя цепочку.
— Это просто пожелание удачи.
Отвернувшись, окидываю взглядом дверцы криоморга.
— Нет, это намного больше.
Сглотнув ком в горле, возвращаю фотографии на место — все, кроме той, где мы с родителями в Гранд-Каньоне.
Когда я нагибаюсь к папиному контейнеру, крестик оказывается у меня перед глазами. Контейнер в основном наполнен книгами. Некоторые мне знакомы: полное собрание сочинений Шекспира, «Путешествие Пилигрима», Библия, «Автостопом по галактике». Десять — двенадцать книг по военной тактике, выживанию, естественном наукам. Три чистых блокнота и нетронутая упаковка механических карандашей. Один блокнот и три карандаша я откладываю в сторону.
С сомнением, но все же вынимаю из контейнера «Искусство войны» Сунь Цзы. Я ее не читала, но, судя по названию, в ней найдется пара советов, что делать с тем, кто отключает замороженных. Засовываю ее под блокнот, надеясь, что Старший не заметил названия. Меня не отпускает мысль, что Старейшина, его ментор, все-таки каким-то образом причастен ко всему этому, и, боюсь, может случиться так, что мне придется идти против него в одиночку.
И тут я вижу ее.
Моя любимая игрушка — плюшевый мишка.
Беру ее в руки. Большой зеленый бант на шее сбился на сторону, войлок на носу истерся. С правой лапы слезла почти вся шерсть — когда я была совсем маленькая, я сосала ее вместо большого пальца.
Прижимаю Эмбер к груди в отчаянной попытке почувствовать что-то такое, что искусственный мех и набивка не способны дать.
— Последний, — говорит Старший, подталкивая ко мне третий контейнер, пока я закрываю папин.
Делаю глубокий вдох и изо всех сил стискиваю Эмбер.
Но в контейнере пусто.
— А где твои вещи? — спрашивает Харли, заглядывая мне через плечо.
Глаза щиплет от нахлынувших слез.
— Папа думал, что я не полечу. Он не собрал мои вещи, потому что думал, я откажусь лететь с ними.
38
Старший
— Ничего, — говорю я. — На корабле есть все, что нужно. Об одежде и всем остальном можешь не волноваться.
Харли тычет меня кулаком в плечо.
— Что?
Не выпуская из объятий игрушечного зверя, Эми собирает карандаши, блокнот, книгу и фотографию — больше ничего из родительских вещей она не взяла.
— Все, идемте, — глухо произносит она.
Харли помогает мне загрузить контейнеры обратно в шкафчик. В процессе он то и дело смотрит на меня и указывает бровями на Эми, но что он хочет этим сказать — для меня загадка.
Щелк. Пшшш. Бум.
Эми роняет игрушку и книги, карандаши со стуком катятся по полу, фотография медленно планирует вниз.
— Я знаю этот звук, — шепчет она и в следующую секунду уже несется по проходу к криокамерам.
— Эми, подожди! — кричит Харли, а я просто устремляюсь за ней. Около номера шестьдесят она поворачивает и скрывается из виду.
— Быстрее! — слышу я ее голос.
Заворачиваю за угол. Посреди прохода стоит криоконтейнер, от него поднимается пар.
— Это ты сделала? — спрашиваю я, хотя заранее знаю ответ.
— Нет, конечно! — голос Эми дрожит, словно она пытается сказать все одновременно. — Она проснется, как я?
Окидываю взглядом контейнер — внутри лежит женщина, она выше Эми и массивнее, у нее черные курчавые волосы, а кожа еще темнее моей. На контейнере мигает красный огонек. Выключатель в черном ящике повернут.
Стучу по кнопке вай-кома.
— Исходящий вызов: Док. Срочно!
— Что случилось? — у меня в ухе раздается голос Дока.
— Док! Еще одна! Еще один контейнер вытащили! Скорее!
— Постой, что?
— На криоуровне. Еще одна из замороженных. Ее вытащили из камеры. Горит красная лампочка!
— Сейчас буду.
Док отключается. Надеюсь, он недалеко. Если в Больнице, то придет через минуту… но если в Городе или на уровне корабельщиков, то ждать придется дольше.
— Что случилось? — спрашивает Харли.
— Кто-то сделал с этой женщиной то же, что со мной, — отвечает Эми. — Отсоединил, оставил тут умирать.
— Так она что, проснется?
— Не знаю. Может, если повернуть выключатель, засунуть ее обратно… не знаю. Я боюсь ее трогать. Техника вроде несложная, но…
— Не давайте ей проснуться, — тихо произносит Эми. — Во льду плохо, но все же лучше, чем проснуться одной.
Мое сердце падает. Она все еще чувствует себя одинокой.
— Старший? — слышу я вдруг.
— Сюда! Номер… — бросаю взгляд на открытую дверцу. — Шестьдесят три!
Док бежит к нам по проходу. Оттолкнув Харли, склоняется над контейнером. Вытирает запотевшее стекло.