— А ведь у меня два уха, к твоему сведению! — заявляет мистер Каллахан.
— Что, простите? — растеряно смотрю я на него.
— Я о том, что я — прекрасный слушатель.
— О.
— Неважно. Ты хочешь побыть в одиночестве. Я понял. Просто знай, что мое предложение остается в силе. Я всегда готов тебя выслушать. — Он глядит на меня с минуту, вероятно пытаясь пробиться ко мне, но видя в ответ пустой взгляд. — А я такое не каждому предложу. — Улыбнувшись, он мягко похлопывает меня по руке и уходит.
У меня не хватает душевных сил на то, чтобы сказать ему, что он очень хороший человек. На то, чтобы просто его поблагодарить. Я никакая. Я не могу улыбаться ему. Не могу попрощаться. Проводив его взглядом, я разворачиваюсь к полкам так, как будто его вовсе не было рядом. Я снова позабыла номер книги, которую держу в руках, но вместо того чтобы посмотреть его еще раз, кидаю книгу в тележку и иду прочь.
Я выхожу на улицу и делают глубокий вдох. Я говорю себе собраться. Говорю себе, что никто не виноват в том, в каком положении я оказалась. Прогуливаясь, я дохожу до велосипедной стойки и вижу молодую пару с ребенком. Младенец лежит в слинге у отца на груди, а мама несет сумку с подгузниками. Поагукав малышу, женщина целует мужчину в губы и смеется тому, что для этого ей пришлось тянуться через ребенка. Они нежно касаются ручек и ножек малыша.
Почему это случилось со мной, а не с ними? Почему умер не этот мужик? Почему не я сейчас иду с Беном навстречу бродящей по улице грустной женщине на грани нервного срыва? Кто дал им право быть счастливыми? Почему все должны быть счастливы прямо у меня на глазах?
Вернувшись в библиотеку, я говорю Нэнси, что буду в отделе «Коренные американцы», что я готовлю новую тему про ацтеков для витрины. Стоя в проходе, я провожу пальцами по корешкам книг, ощущая, как потрескивает при прикосновениях целлюлоза, наблюдая за тем, как увеличиваются десятичные числа библиотечных номеров. Я пытаюсь сосредоточить свое внимание только на этих числах, только на корешках. Мне это удается лишь на короткое мгновение. Лишь мгновение я не думаю о том, как сильно мне хочется застрелиться. И в это мгновение меня кто-то толкает.
— Ой, простите, — извиняется парень, поднимая книгу, которую уронил.
Он мой ровесник или чуть постарше меня. С темными волосами и легкой щетиной. Высокий, крепкий и широкоплечий. В джинсах, выцветшей футболке и ярких кедах от Чака Тэйлора. Я сдвигаюсь, чтобы обойти его, но он, по всей видимости, хочет задержаться и поболтать.
— Брет, — представляется он, протягивая мне руку.
— Элси, — пожимаю я ее.
— Простите, что врезался в вас. Я тут впервые, а библиотекари здесь не шибко помогают.
— Я здесь библиотекарь, — отвечаю я. Мне плевать на то, станет ему неудобно или нет.
— Как неловко, — смущенно смеется он. — Простите. Снова. Вау. Что-то я всё время попадаю впросак?
— Да нет.
— Послушайте, может быть, в качестве извинения вы позволите угостить вас кофе?
— Да всё нормально. Не переживайте.
— Нет, нет. Я настаиваю. Мне бы очень хотелось угостить вас, — улыбается он.
Наверное, считает себя милым и очаровательным.
— Эм… Нет, знаете, мне нужно возвращаться к работе.
— Может, тогда в другой раз?
Не пойму: он думает, что я стесняюсь и скромничаю?
— Я замужем, — обрубаю я, пытаясь закончить разговор. Не знаю, говорю ли я это, потому что так и считаю, или потому что хочу отделаться от парня, как когда-то говорила: «Вряд ли моему парню это понравится», когда была одна и ко мне клеились бездомные мужики у магазинов.
— Оу. Простите. Я не… я не ожидал.
— Бывает, — отвечаю я, показывая ему руку с кольцом.
— Что ж... — смеется он, — если у вас с мужем не склеится…
И в этот момент я его бью.
Удивительно, какое удовольствие мне доставляет ощущать, как кулак проходится по его лицу, видеть, как из носа течет тонкая струйка крови.
Нельзя бить людей по лицу. В особенности нельзя этого делать на рабочем месте. И уж тем более, когда ты работаешь в госучреждении. А тут человек, которому ты вмазал, ведет себя как ребенок и настаивает на том, чтобы вызвали полицию. И когда приезжают полицейские, мне нечего им сказать в свою защиту. Парень меня не бил. Не запугивал. Не грубил. Он не делал ничего, что могло бы спровоцировать мою агрессию. То есть, я набросилась на него без причины. Поэтому, как бы позорно это ни было, меня арестовывают. Нет, на меня не надевают наручники. А один полицейский даже, кажется, считает всё это забавным. Просто если копов вызывают, потому что ты дал кому-то по морде, и по их прибытию ты признаешь: «Да, офицер, я ударил этого человека», то они по крайней мере должны забрать тебя «для разбирательства» в участок. Один из полицейских усаживает меня на заднее сидение патрульной машины, напоминая пригнуть голову, чтобы избежать удара. Когда он закрывает дверцу и идет садиться на переднее сидение, из библиотеки выходит мистер Каллахан и встречается со мной взглядом. Наверное, мне должно быть стыдно. Но мне всё равно. Я гляжу на мистера Каллахана через стекло, и его губы вдруг изгибаются в улыбке. А улыбка медленно переходит в смех — в смех, в котором шок смешивается с уважением, или даже гордостью. Машина трогается, и мистер Каллахан озорно показывает мне поднятый вверх большой палец. Я обнаруживаю, что и сама улыбаюсь. Похоже, я всё-таки помню, как это делать. Нужно лишь приподнять уголки губ.
В полицейском участке копы оформляют мое задержание, забирают у меня вещи и закрывают в камере, после чего разрешают позвонить одному человеку. Я звоню Анне.
— Ты где? — потрясенно спрашивает она.
— В полицейском участке. Мне нужно, чтобы ты пришла и поручилась за меня.
— Ты ведь шутишь?
— Я серьезна как никогда.
— Что ты натворила?
— Дала по роже парню в библиотеке, где-то между секциями 972.01 и 973.6.
— Ладно. Уже еду.
— Погоди. Ты не хочешь узнать, почему я врезала ему?
— А это имеет значение?
* * *
Кажется, что до приезда Анны проходят часы, но думаю, что на самом деле она приехала довольно быстро. Она подходит к моей камере и… ахах, каким лешим меня сюда занесло? С ней арестовавший меня офицер. Он говорит, что пока я свободна и что посмотрим, потребует ли потерпевший возбуждать против меня дело.
Мы выходим из участка, и Анна протягивает мне мои вещи. У меня случившееся вызывает смех, но подруга не находит ситуацию забавной.
— В свою защиту могу сказать, что мистера Каллахана произошедшее тоже рассмешило, — говорю я.
— Того старика? — поворачивается ко мне Анна.
Он не какой-то там старик.