– Это твое шоу. Я знаю, что отказалась от этого места, а ты замечательно поработала. Я не пытаюсь ни на что претендовать. Если позднее, со временем, я решу, что хочу большего или хочу, чтобы с моим мнением больше считались, это моя проблема, и я разберусь с ней. Если до этого дойдет, я всегда могу занять должность управляющего в одном из магазинов Майка. Но чего мне хочется именно сейчас, так это проводить свое время здесь, с тобой.
Мари выговорилась, и теперь наступила моя очередь отвечать. Я вижу устремленные на себя взгляды сестры, отца и матери. Софи и Ава, успокоившись, тянут за ногу Мари.
– Итак? – говорит Мари.
Я начинаю хохотать. Все это так нелепо. Все трое начинают волноваться, не зная, почему именно мне так смешно. Поэтому я стараюсь взять себя в руки, чтобы больше не оставлять их в подвешенном состоянии.
Мысль о том, что Мари будет работать под моим началом, пугает меня. Она доставляет мне определенное неудобство, и я чуть-чуть волнуюсь из-за того, что это может подорвать добрые отношения, которые начали устанавливаться между нами. Но я также думаю, что все может получиться замечательно. У меня был бы человек, с которым я могла бы разделить заботу о магазине, человек, понимающий, насколько это важно, страстно увлеченный не только книгами, но историей этого магазина. А работая вместе, проводя больше времени друг с другом, мы можем стать еще ближе.
Поэтому я думаю, стоит пойти на такой риск.
Я готова сделать ставку на Мари и на себя.
– Хорошо, – говорю я. – Ты принята на работу.
Лицо отца озаряется такой широкой и искренней улыбкой, что если бы я была подростком, то испугалась бы, что меня стошнит. Но я уже не подросток и не умру, если осуществлю то, о чем всегда мечтал отец.
– Порядок, папа, – говорю я. – Твои девочки управляют магазином.
В первый раз за всю свою жизнь я размышляю о том, что, возможно, мы с Мари действительно сможем доказать, что мы сильнее как единое целое, а не как сумма двух слагаемых.
Эмма и Мари.
Нашу радость прерывает мужчина, который говорит папе, что ищет книгу для своей жены. Краем уха я слышу, как отец спрашивает, как она называется. Мужчина отвечает:
– Я не знаю и не могу сказать, кто написал ее. Я не помню, о чем она, но помню, что она в голубой обложке.
Я вижу, как родители обмениваются понимающим взглядом, а потом оба пытаются помочь ему.
Когда они отходят, Мари смотрит на меня.
– Ну, так что произошло в Мэне? Ты возвращаешься домой, к Сэму?
– Точно не знаю.
– Что ты имеешь в виду? – спрашивает она.
– Я знаю, что хочу быть с Сэмом, но он сказал, чтобы я не звонила ему, даже если я приму решение. Он сказал, что даст мне знать, когда будет готов поговорить. А не наоборот.
Мари отмахивается.
– Просто он говорит так на тот случай, если ты бросишь его. Он не запрещает тебе звонить, если у тебя будут хорошие новости.
– Не знаю. Мне кажется, он на самом деле огорчен.
– Конечно, он огорчен. Но это еще одна причина для того, чтобы найти его и поговорить.
– Я хочу уважать его желания, – говорю я.
– Эмма, послушай меня. Иди и найди его сейчас же и скажи ему, что хочешь быть с ним.
– То есть мне нужно пойти в его школьный офис? – спрашиваю я.
– Да! – отвечает Мари. – Совершенно верно. То есть не делай ему предложения в присутствии банды учеников или что-то в этом духе. Но, да! Найди его сейчас же.
– Да, – говорю я, чувствуя, что моя уверенность в себе возрастает. – Да, думаю, ты права.
Возвращаются родители и пробивают чек для мужчины. Должно быть, он не нашел того, за чем приходил, зато купил экземпляр Маленьких женщин. Несомненно, родители отказались от попытки понять, о какой книге он говорил несколько минут назад, и просто решили продать ему роман Луизы Мэй Эскотт.
Они всем хотят продать Маленьких женщин, потому что это, безусловно, прекрасная книга. Но также потому, что они гордятся тем, что она была написана всего за несколько миль отсюда. Вероятно, они также пытались продать ему какую-нибудь книгу Генри Дэвида Торо или Ральфа Уолдо Эмерсона, которые лежат у нас на складе.
Я в отличие от них никому не навязывала трансценденталистов. Их книги задерживались на полках дольше, чем тогда, когда дела в магазине вели мои родители.
Они никогда не ругали меня за это. Отец не спрашивал меня, почему экземплярам Гражданского неповиновения
[19] удается пылиться на полках.
Родители сделали мне невероятный подарок – они сделали меня хозяйкой магазина, обеспечив мое будущее, но никогда не говорили, что я не могу выбрать другого пути.
Сейчас мы продаем много газет и свечей. Продаем большие сумки с цитатами из литературных произведений. Продаем подростковую литературу в большем количестве, чем прежде. И продаем меньше классики и меньше книг в твердой обложке. Но я думаю, что это тоже из-за меня, потому что я, хорошо это или плохо, веду дела по-другому.
Теперь, с возвращением Мари, все может измениться. Возможно, мы даже упрочим свое положение.
Мужчина уходит, а я собираюсь направиться к машине и попытаться вернуть того, кого люблю больше жизни.
– Ладно, – говорю я. – Я пойду. Пожелай мне удачи.
Дойдя до двери, я оборачиваюсь. Я думаю, что нужно высказать до конца то, что было недосказано.
– Спасибо, – говорю я родителям. – За то, что верили в меня и отдали мне магазин, и за то, что ждали, пока я по-своему, на свой собственный манер, полюблю его. Спасибо за то, что подталкивали меня к жизни, которая делает меня счастливой.
Глядя на маму, я думаю, что она вот-вот расплачется, но она сдерживается.
– Само собой, милая, – говорит она, в то время как отец подмигивает мне. Вот что значит родители.
Ты благодаришь их за подарок, который они тебе сделали и который предопределил всю твою жизнь, а они отвечают: «Само собой».
Уже стоя в дверях, я поворачиваюсь к Мари и говорю:
– С возвращением!
Придя на парковку на заднем дворе, я вижу, что на переднем сиденье лежит купленный несколько дней назад сэндвич, отчего в машине стоит едкий кисловатый запах. Я хватаю его и бросаю в мусорный контейнер, а потом на минутку открываю обе двери машины, пытаясь проветрить ее.
В это момент я вижу, что на парковку заезжает машина.
Мне не нужно смотреть через ветровое стекло, чтобы понять, кто это.
Но, разумеется, я все равно смотрю.
Сэм.