Коп просматривает статью, водя глазами слева направо. Он смотрит на фотографию, а затем снова на Джесса.
– Допустим, я верю этому… – говорит коп.
– Он вернулся пару дней назад, – говорю я. – Он еще не получил права, кредитные карты и удостоверение личности.
– Тогда ему не следовало бы водить машину.
– Да, – соглашаюсь я. Я не могу отрицать этого. – Не следовало бы. Но после того, как он отсутствовал почти четыре года, больше всего ему хочется несколько минут посидеть за рулем.
Полицейский на секунду закрывает глаза, а вновь открыв их, принимает решение.
– Сынок, слезай с водительского места и уступи руль молодой женщине.
– Да, сэр, – говорит Джесс, но никто из нас не двигается с места.
– Сейчас же, – говорит офицер.
Джесс моментально распахивает дверь и встает. Мы меняемся местами. Проходя мимо офицера, я замечаю, что его все это не слишком забавляет. Я сажусь на место водителя, и офицер захлопывает дверь машины вместо меня.
– Здесь чертовски холодно, и я не хочу стоять на дороге, пытаясь угадать, не провели ли вы меня. Я рискую оказаться… легковерным.
Наклоняясь ниже, он смотрит в лицо Джессу.
– Если я опять поймаю вас в этом городе за рулем без прав, мне придется арестовать вас. Ясно?
– Безусловно, – говорит Джесс.
– Хорошо, – говорит коп, а потом снова оборачивается: – А сейчас я хотел бы взглянуть на ваши права, мисс.
– О, конечно, говорю я, поворачиваясь к своей сумочке, лежащей у ног Джесса. Наклонившись, Джесс достает из нее мой бумажник и вытаскивает из него права.
– Я не могу ждать вас всю ночь, – говорит коп.
Я беру права из рук Джесса и передаю копу. Он разглядывает их, потом смотрит на меня и возвращает обратно.
– Соблюдайте предельную скорость, мисс Блэр, – говорит он.
– Обязательно, – отвечаю я.
А потом он уходит.
Я закрываю окно, в машине снова становится тепло и темно. Я возвращаю свои права Джессу.
Я вижу, как полицейский, выехав на дорогу, уезжает, и включаю поворотник.
Я смотрю на Джесса.
Он внимательно рассматривает мои права.
– Ты вернула себе девичью фамилию?
– Что?
Он показывает мне мое собственное удостоверение личности и указывает на имя. С фотографии на меня смотрит мое молодое лицо.
– Ты сменила фамилию, – повторяет он. На этот раз это скорее утверждение, чем вопрос.
– Да, – говорю я. – Сменила.
Джесс на минуту умолкает.
– Ты в порядке? – спрашиваю я.
Он кладет мои права обратно в бумажник и обхватывает себя руками.
– Да, – говорит он. – Безусловно. Ты думала, что я умер, верно? Ты думала, что я исчез навсегда?
– Верно.
Я не упоминаю о том, что не знаю, чувствовала ли я себя когда-нибудь комфортно от того, что сменила свое имя на имя Эмма Лернер, в душе я всегда была Эммой Блэр.
– Ладно, – говорит он. – Я понимаю. Странно, когда видишь это, но я понимаю.
– Хорошо, – говорю я. – Супер.
Я выезжаю на дорогу и еду обратно к хижине. Мы молчим.
Мы оба понимаем, почему никто из нас не разговаривает.
Я зла на него за то, что нас остановила полиция.
Джесс зол на меня за то, что я сменила фамилию.
Мы возобновляем разговор только после того, как я подъезжаю к хижине, когда покрышки уже шуршат по гравию.
– Как ты отнесешься к тому, если я скажу, что мы квиты? – говорит Джесс с ухмылкой на лице.
Я смеюсь и протягиваю ему руку.
– Мне хотелось бы, чтобы это было так. – Квиты-бриты. Я крепко целую его в губы.
Джесс хватает пиццу, и мы оба выбегаем из машины, направляясь прямо в хижину.
Мы закрываем за собой дверь, не впуская в дом холод и ветер и держась подальше от полицейских и модного ресторана, в котором нам не понравилось вино.
Здесь тепло. Безопасно.
– Знаешь, ты спасла мою задницу, – говорит Джесс.
– Да! – соглашаюсь я. – Спасла! Если бы не я, ты сейчас был бы на полпути к тюрьме.
Он целует меня, прислонив к двери. Я растворяюсь в нем.
– Эмма Блэр, моя героиня, – говорит он, при этом в его голосе слышатся чуть саркастические нотки.
Я все еще немного зла на него и теперь понимаю, что он тоже не перестал злиться на меня.
Но Джесс прижимается ко мне всем телом, и я раскрываюсь ему навстречу.
Его руки ласкают мой живот, залезают под рубашку. Я легонько покусываю его за ухо.
– Знаешь, где мы должны заняться этим? – говорит он, целуя меня.
– Нет, где?
Он улыбается, указывая на кухонный стол.
Я, улыбаясь, покачиваю головой.
– Помнишь? – говорит он.
– Конечно.
Посадив меня на стол, он, как и тогда, стоит, упершись в него.
– Я не сумел снять с тебя платье, поэтому мне пришлось задрать подол…
– Прекрати, – говорю я, но нерешительно. Я говорю это таким тоном, как если бы я сказала: «Не дури» или «Дай мне передохнуть».
– Что прекратить?
– Я не стану заниматься с тобой сексом на кухонном столе.
– Почему нет? – спрашивает он.
– Потому что это ужасно.
– Не ужасно.
– Ужасно. Сегодня днем мы на нем ели.
– Значит, мы больше не будем этого делать здесь.
Достаточно очень простой, совершенно превратно истолкованной мысли, и я соглашаюсь на то, на что, как я говорила, не согласилась бы тридцать секунд назад.
Мы делаем это шумно и быстро, словно нас кто-то подгоняет, словно мы должны наперегонки добежать до финиша. Закончив, Джесс отстраняется от меня, и я спрыгиваю со стола. Я вижу полоску пота на столешнице.
Что со мной происходит?
Что я делаю?
В тридцать один год стычки с полицией захватывают не так, как тогда, когда тебе семнадцать. Когда-то они наряду с другим доставляли нам удовольствие. То же самое относится к занятию сексом на кухне и автомобильным гонкам. Иными словами, погнали, я уговариваю копа не выписывать штраф и занимаюсь сексом рядом с очередной упаковкой бекона для микроволновки? Это не я. Я – не такая.
– Мы забыли съесть пиццу, – говорит Джесс, приводя себя в порядок, и идет, чтобы взять коробку со столика у двери. Он кладет ее на обеденный стол. Я оделась, желая как можно скорее прикрыть наготу. Джесс открывает коробку.