– Я тоже, – вторю ей я.
Я непроизвольно беру Мари за руку и на секунду задерживаю ее в своей ладони, а потом отпускаю.
Как трудно быть такой честной, такой уязвимой, такой незащищенной. Но я считаю, что от этого становишься свободнее. Я чувствую, что в моих отношениях с сестрой произошла почти неощутимая, но тем не менее реальная перемена. Мы теперь ближе, чем были три минуты назад.
– Я подумывала о том, чтобы снова начать писать, – меняя тему, говорит Мари.
– Да? – переспрашиваю я. – О чем?
Она пожимает плечами:
– В этом я как раз не уверена. Просто мне нужно чем-то заняться, понимаешь? Чем-нибудь, что не связано с моими детьми. Мне нужно вернуться к себе, хотя бы ненадолго. Как бы то ни было, это, возможно, дурацкая идея, поскольку я говорю, что хочу снова начать писать, но не могу понять, о чем. Я не чувствую вдохновения. Просто мне… ну, скучно.
– Ты что-нибудь придумаешь, – говорю я. – А когда придумаешь, все будет замечательно. Просто не пиши таинственную историю об убийстве, когда ты навешиваешь убийства на героиню, которой, ясное дело, как и прежде, наверняка будет твоя сестра, – говорю я, поддразнивая ее.
Она смеется, глядя на меня и качая головой.
– Никому и в голову не приходило, что речь может идти о тебе, – говорит она.
– Ты называла ее Эмили.
– Это распространенное имя, – говорит Мари, притворяясь, что защищается. – Но, да, хорошо. Я теперь достаточно созрела для того, чтобы признать, что, возможно, доля истины в этом есть.
– Спасибо, – великодушно говорю я.
– Просто меня так раздражало, что ты все время хотела быть похожей на меня.
– Что? – говорю я. – Я никогда не хотела быть похожей на тебя. В сущности, я – твоя полная противоположность.
Мари покачивает головой:
– Прости, но это не так. Вспомни, когда я по-настоящему увлеклась группой «TLC»?
[16] И вдруг ты начала всем говорить, что тебе нравится песня «Waterfalls»? Или же, когда я потеряла голову из-за Киану Ривза? А ты внезапно повесила его фотографию над своей кроватью?
– Господи, – говорю я, понимая, что она абсолютно права.
– И потом, разумеется, ты взяла и стала встречаться с капитаном команды пловцов. Точно так же, как я.
– Вот это да, – говорю я. – Вот что, если честно, никогда не приходило мне в голову. Но ты совершенно права. Ты с Грэмом, а потом я с Джессом.
Мари улыбается и полушутливым тоном говорит:
– Понимаешь?
– Должно быть, мне действительно хотелось быть такой же, как ты, – говорю я. – Потому что Грэм мне казался таким стремным. А потом я взяла и тоже стала встречаться с капитаном команды пловцов.
Мари, улыбаясь, подносит чашку к губам.
– Значит, в одном мы можем прийти к согласию: тебе всегда хотелось быть похожей на меня.
Я смеюсь.
– Знаешь что? Если быть такой же, как ты, означает всю жизнь прожить с одним мужчиной, тогда я не возражаю.
– У-у-у! – громко вскрикивает она. – Тебя любят двое.
– Ой, заткнись, – говорю я, хватая кухонное полотенце и бросая в нее.
Наше веселье прерывает появление Майка, спускающегося по лестнице вместе с Софи, идущей рядом с ним, и Авой, сидящей у него на бедре.
– Завтрак! – говорит он девочкам, и я вижу, как Мари оживает, открывая холодильник, готовая к новому дню.
Я знаю, когда мне пора извиниться и уйти.
– Я рядом, если тебе сегодня что-нибудь понадобится, – говорит Мари, пока я собираю свои вещи. – Серьезно, просто позвони. Или заезжай. Я всегда рада тебе.
– Хорошо, – говорю я. – Спасибо.
Обняв меня, она берет на руки Софи. А я направляюсь к двери.
Когда я возвращаюсь к родителям, звонит телефон. Я не знаю, кому бы хотелось связаться со мной, но решительно не ожидала сообщения от Франсины.
У меня была бессонная ночь, я с таким нетерпением жду тебя. Кстати, это Джесс, а не его мама. Было бы довольно странно, если бы мама ожидала увидеть тебя.
Закончив читать, я замечаю, что ноги все быстрее несут меня к двери родительского дома.
Я бросаюсь под горячий душ. В спешке я выливаю на голову шампунь и намыливаю тело.
Наспех одевшись, выбегаю из дома.
Все это я делаю впопыхах. Моя походка пружиниста, на губах играет улыбка.
В это самое мгновение я счастлива.
Когда я около половины восьмого заезжаю на парковку у ресторана «Julie’s Place», Джесс уже стоит прямо у входа. Он приехал еще раньше, чем я.
Он выглядит как обычно, несмотря на то что на самом деле совершенно не похож на себя.
Я открываю дверь машины, выхожу на холод и сразу же понимаю, почему этим утром мне чуть легче, чем в предыдущие дни.
В конце концов, любить его – это нормально.
Для этого мне предоставили свободу.
Сэм сделал это ради меня.
– Чего еще тебе недоставало? – спрашиваю я Джесса, когда официантка приносит наш завтрак. Он перечислял все, чего ему недоставало вдали от дома.
Я была под номером один.
На втором месте стояли цыплята в кисло-сладком соусе из китайского ресторанчика в центре города, завсегдатаем которого он был.
– То есть на свете есть столько людей и мест, но, честно говоря, именно сейчас я могу думать только о еде.
Я смеюсь.
– Тогда давай поговорим о еде.
– Хорошо, – говорит он, уставившись в свою тарелку. Он едва прикоснулся к еде, и я не могу винить его за это. Сейчас мне самой тоже кусок в горло не лезет. От нервной дрожи у меня свело живот, я не нахожу себе места, пытаясь унять трепет своего сердца.
– О боже. Выбор так велик. Как я могу остановиться на чем-то одном? То есть это и пицца из «Sorrentos», и сливочное мороженое «Snickers» с фруктами, орехами и сбитыми сливками из «Friendly’s», сэндвичи из «Savory Lane»…
– Ресторан «Savory Lane» закрылся, – сообщаю я. – По правде сказать, «Friendly’s» тоже.
Он смотрит на меня, прямо в глаза, пытаясь угадать, скучала ли я по нему. Когда Джесс понимает, что я говорю серьезно, по его лицу пробегает тень сожаления. Быстро совладав с собой, он улыбается, но я думаю, что, возможно, ему не нужно другого доказательства того, что жизнь продолжалась и без него, кроме того, что мы, хотя бы из любезности, не смогли помешать закрытию «Savory Lane».
– Ресторан «Friendly’s» теперь называется «Johnny Rockets», – говорю я. – Впрочем, там неплохо. Кроме того, знаешь, как только весной откроется «Kimball’s», ты больше не вспомнишь о мороженом «Сникерс». Ты будешь думать о двух ложечках черносмородинного мороженого в вафельном рожке.