Я смотрю на него и сначала продолжаю улыбаться, но вскоре возвращаюсь к реальности и улыбка исчезает. Я обхватываю голову руками.
Я собираюсь всем причинить страдание.
В машине становится так тихо, что не слышно ничего, кроме гула мчащихся мимо нас по дороге автомобилей.
– Все сложнее, чем ты думаешь, – наконец говорю я.
– Эмма, послушай, я все понимаю. Ты должна была жить дальше. Я знаю, что любой поступил бы так же. Я понимаю, что ты считала меня…
– Погибшим. Я думала, что ты умер.
– Я знаю! – говорит он, придвигаясь ко мне и беря меня за руки. – Не могу представить себе, как, должно быть, тяжело тебе было. Я не хочу представлять себе этого. Все эти годы я знал, что ты жива, я знал, что должен вернуться к тебе. И я понимаю, что тебе было неизвестно об этом. Мне так жаль, Эмма.
Я посмотрела на него и увидела, что у него, так же как у меня, выступили слезы на глазах.
– Мне так жаль. Ты представить себе не можешь, как мне жаль. Я никогда не должен был так поступать. Я никогда не должен был покидать тебя. Ничто на земле, ни один опыт, который я мог бы приобрести, не стоит того, чтобы потерять тебя или причинить тебе боль так, как сделал это я. Я привык ночью лежать без сна и думать о тебе. Я провел так многие часы, дни, правда, я думал о том, как ты, должно быть, страдаешь. Думал о том, как больно, должно быть, тебе, и моей матери, и всем моим родным. И это почти убивало меня. Сознание того, что люди, которых я любил, как тебя, Эмма, горюют обо мне. Мне так жаль, что из-за меня тебе пришлось пережить все это.
Но теперь я дома. И именно ты побуждала меня вернуться, ты поддерживала меня. Я возвращался домой к тебе. Возвращался к той жизни, которую мы планировали. Я хотел вернуть ту нашу жизнь. И я не позволю, чтобы решения, которые ты приняла, когда думала, что меня нет, повлияли на мои теперешние чувства к тебе. Я люблю тебя, Эмма. Всегда любил тебя. Я никогда не переставал любить тебя. Я не способен на это. Поэтому я прощаю тебе все, что случилось, пока меня не было, а теперь пришло наше время. Настало время нам вместе все вернуть назад, чтобы снова все стало так, как прежде.
В машине так тепло, что мне кажется, будто у меня жар. Я выключаю обогреватель и пытаюсь снять жакет. Это сложно сделать, находясь в ограниченном пространстве, сидя на водительском сиденье, я ерзаю то влево, то вправо, чтобы вытащить руки из рукавов. Джесс, не говоря ни слова, берется за один рукав и тянет его, помогая мне окончательно освободиться.
Я смотрю на него, и если отбросить потрясение, смущение и горько-сладкую радость, от которых я избавляюсь вместе с жакетом, то мне очень комфортно. Видя, как он пристально смотрит на меня, я чувствую себя ближе к дому, чем когда бы то ни было. Именно сейчас, в этой машине, я переживаю то же самое, что переживала в лучшую пору своей молодости, когда мне было чуть больше двадцати. Это лучшее, что у меня есть. Вся моя жизнь началась с этого мужчины.
Все годы, проведенные без него, не смогли уничтожить ту теплоту и комфорт, которые мы ощущали на протяжении многих лет, когда наши жизни были неразделимы.
– Ты был любовью всей моей жизни, – говорю я.
– Я и есть любовь всей твоей жизни, – говорит Джесс. – Ничего не изменилось.
– Все изменилось!
– Между нами ничего не изменилось, – говорит он. – Ты – та же самая девушка с веснушками под глазом. А я – тот же парень, который поцеловал тебя в полицейском участке.
– А как быть с Сэмом?
Впервые я вижу, как по лицу Джесса мгновенно пробегает тень грусти и гнева.
– Не произноси его имени, – говорит он, отодвигаясь от меня. Его резкий тон обезоруживает меня. – Давай поговорим о чем-нибудь другом.
– О чем еще мы могли бы поговорить?
Джесс секунду смотрит в окно. Я вижу, что его челюсти напряжены, а глаза устремлены в одну точку. Он улыбается.
– Ты видела какие-нибудь интересные фильмы?
Не желая того, я смеюсь, а скоро и он тоже. Так всегда было с нами. Я улыбаюсь потому, что улыбается он. Он смеется потому, что смеюсь я.
– Это правда тяжело, – говорю я, отдышавшись. – Все, что связано с этим, так…
– Такого быть не должно, – говорит он. – Я люблю тебя, и ты любишь меня. Ты – моя жена.
– Мне в это даже не верится. Когда объявили, что ты погиб… То есть я даже не знаю, женаты ли мы еще.
– Мне плевать на клочок бумаги, – говорит он. – Ты – та женщина, которую я любил всю жизнь. Я знаю, что тебе пришлось переехать, я не осуждаю тебя. Но теперь я дома, сейчас я здесь. Все пойдет так, как и ожидалось. Так, как должно было идти.
Я покачиваю головой, вытирая глаза тыльной стороной ладони.
– Не знаю, – говорю я Джессу. – Я не знаю.
– Я знаю.
Джесс наклоняется вперед и смахивает слезы, стекающие по моей шее.
– Ты – Эмма, – говорит он, как будто ключ ко всему и проблема кроются в том, что я не понимаю, кто я. – А я – Джесс.
Я смотрю на него, пытаясь улыбнуться. Стараюсь лучше понять, каким образом он хочет вернуть меня. Я хочу поверить, что все, как он говорит, просто. Я почти верю ему. Почти.
– Джесс…
– Все будет хорошо. – говорит он. – Все будет прекрасно.
– Прекрасно?
– Конечно, прекрасно.
Я люблю его, я люблю этого мужчину. Никто не понимает меня так, как он, никто не любит меня так, как он.
Где-то там есть еще одна любовь. Но она совсем другая. Она не такая. Не похожая на эту. Она и лучше, и хуже. Но я полагаю, что когда ты переживаешь момент такого рода любви, когда ты мечешься между двумя мужчинами, ты не можешь любить их одинаково. Ты ведешь себя по-разному.
Сейчас я не хочу ничего другого, кроме как наслаждаться этой любовью.
Любовью с Джессом.
Я бросаюсь в его объятия, и он крепко обнимает меня. Наши губы теперь совсем близко, на расстоянии нескольких дюймов друг от друга. Джесс прижимает меня чуть сильнее.
Он не целует меня.
Что-то в этом поражает меня, ведь он никогда не вел себя так благовоспитанно.
– Вот что мы сделаем, – говорит он. – Как насчет того, чтобы забросить меня к моим родителям? Сейчас уже поздно, и мои родственники, наверное, ломают голову, где я. Я не могу… Я не могу допустить, чтобы они гадали, где я…
– Хорошо, – говорю я.
– А потом ты отправишься домой, туда, где ты живешь, – говорит он. – Где ты живешь?
– В Кембридже, – отвечаю я.
– Отлично, значит, ты поедешь домой в Кембридж, – говорит он.
– Ладно.
– Где ты работаешь? Ты работаешь в журнале или внештатно? – нетерпеливо спрашивает Джесс.