Сладкая горечь - читать онлайн книгу. Автор: Стефани Данлер cтр.№ 6

Когда Говард хлопнул в ладоши, все притихли.

– Кто хочет начать?

– «Пино», разумеется, – произнес кто-то.

– Старый Свет или Новый? – спросил Говард, пробегая глазами по залу.

На секунду его взгляд остановился на мне, и я уткнулась в тарелку. Я вспомнила все те разы, когда меня вызывали к доске, а я не знала ответ. Помнится, в четвертом классе я обмочилась от страха, и сейчас, наверное, со мной такое случится, если он меня вызовет.

– Старый, – ответил чей-то голос.

– Разумеется, – произнес кто-то еще.

– Конечно, Старый. Я про возраст. Смотрите, оно начало бледнеть.

– Так значит, мы про бургундское говорим.

– Теперь это вопрос дедукции, старик. – Этот официант поднял свой бокал и указал им на Говарда. – Послушаем тебя.

Говард ждал.

– Малость простоватое для «Кот-де-Бон».

– Оно выдохлось?

– Так я и думал, что оно выдохлось!

– Нет, оно идеально.

Все притихли. Я подалась вперед, чтобы посмотреть, кто это сказал. Она сидела по мою сторону стола, но между нами было слишком много народу. Я увидела только ее бокал. Ее голос, низкий, раздумчивый, продолжал, а бокал начал накреняться:

– «Кот-де-Нюит»… М-м-м, ты нас балуешь, Говард. Жевре-Шамбертэн, разумеется. «Арман Жоффрей».

Она поставила бокал на стол. Насколько я могла судить, ни глотка не отпила. Вино мятежно преломляло свет.

– Двухтысячный год. Очень даже неплохо себя показывает.

– Согласен с тобой, Симона. Спасибо. – Говард хлопнул в ладоши. – Друзья, это вино к мясу, и не дайте сложному винтажу двухтысячного года сбить себя с толку. «Кот-де-Нюит» удалось изготовить несколько поразительных купажей, и они отлично пьются сегодня, прямо сейчас, сию минуту. Пока это чудо в наличии, поделитесь им с вашими гостями сегодня.

Все разом встали. Люди вокруг меня поставили свои тарелки на мою полную и ушли. Прижав стопку к груди, я протолкалась через распашные двери в кухню. Справа от меня прошли два официанта, и я услышала, как один фальшиво передразнил, кривляясь: «Ну, разумеется, «Арман Жоффрей», а шедшая с ним девушка закатила глаза. Кто-то прошел слева от меня и сказал:

– Что, правда? Ты не знаешь, как выглядит посудомоечная машина?

Я шагнула к тянувшейся через все помещение глубокой мойке-желобу, заставленной грязной посудой, и с извиняющимся видом сгрузила туда мои тарелки. Крошечный седой мужчина по другую сторону желоба обиженно запыхтел и, взяв мою стопку, соскреб объедки с тарелок в мусорный бак.

– Pinche idiota ^[4], – сказал он и сплюнул в желоб перед собой.

– Спасибо, – откликнулась я.

Может, я никогда в жизни прежде не совершала ошибок, и вот каково это? Словно руки у тебя соскальзывают с каждого крана. Словно растеряла все слова, не знаешь, где право, где лево, и даже на силу земного тяготения нельзя положиться. Я почувствовала, что мой надсмотрщик стоит за спиной, и резко развернулась, чтобы его схватить.

– Где мне…

Я потянулась к руке и слишком поздно заметила, что она не под полосатой тканью. Она была голая, и меня словно током ударило, когда я ее коснулась.

– О! Ты не мой человек.

Я подняла взгляд. Серые джинсы и белая футболка, рюкзак на одном плече. Глаза невероятно светлые, словно выбеленные непогодой, спектрально голубые. Вспотел и чуточку запыхался. Я резко втянула носом воздух.

– Я хотела сказать, ты не мой смотрящий. Ты не он.

Глаза у него были как тиски.

– Ты уверена?

Я кивнула. Он оглядел меня с головы до ног неприкрыто, беззастенчиво.

– А ты что за птица?

– Я новенькая.

– Джейк.

Мы оба повернулись. На пороге кухни стояла та самая женщина, знавшая толк в вине. Меня она словно бы и не заметила вовсе, зато на него ее взгляд был устремлен, как луч прожектора.

– Доброе утро. И когда же начинается твоя смена?

– Отвали, Симона.

Она довольно улыбнулась.

– Я тебе тарелку приберегла, – сказала она и развернулась к залу.

Резко качнулись распашные дери. И все, что я видела – его ноги, тяжело поднимающиеся по последним ступенькам.

Мне показали, как «крутить и складывать». Стопы упакованных в пластик, ослепительно-белых скатертей и салфеток. Сложить, загнуть, расправить. Обернуть специальными полосками и в стопку. Официанты это время использовали, чтобы посплетничать, погружались в это занятие с головой. Сложить, загнуть, сложить, подвернуть, расправить. Монотонность движений убаюкивала, вгоняла в транс. В переднике собирались пушинки. Никто со мной не заговаривал. По крайней мере, теперь я умею крутить салфетки, утешала я себя. Снова, и снова, и снова.

Я наблюдала за Джейком и Симоной. Он сгорбился у барной стойки над своей тарелкой, спиной ко мне, она говорила что-то, не глядя на него, постукивая по экрану терминала. Видно было, что у них есть что-то общее вне ресторана или глубоко под его поверхностью. Возможно, потому что они не смеялись и не перебрасывались шуточками, в них не было наигранности. Они просто разговаривали. И тут девчонка с носом-пуговкой и улыбкой дебютантки крикнула «Эй» и налепила жвачку на салфетку у меня на коленях – трансу конец.

Я неделями не поднимала головы. Попросила поставить мне как можно больше смен, и все равно возникла пугающая задержка с деньгами, пришлось ждать начала нового периода выплат. А когда он начался, зарплату я получила урезанную – из-за обучения и испытательного срока. Денег кот наплакал. С первой зарплаты я купила подержанный топчан за 250 долларов у пары, которая съезжала из квартиры этажом ниже.

– Не беспокойся, – сказали они, – клопов там нет. Он полон любви.

Топчан я купила, но меня любовь обескураживала больше клопов.

На другом конце спектра ресторанного «белья» – «ручники», так тут называли вафельные полотенца, использовавшиеся для протирки… ну… чего угодно. Каждый новый смотрящий начинал урок с вопроса «Про ручники тебе объяснили?», а когда я говорила «Да», отвечал: «Кто? Ну, этот вечно напортачит. У меня есть тайная заначка». Я заучила четыре разные мудреные системы управляться с тем, что, по сути, являлось тряпками, которые держали под замком.

Их вечно не хватало. Никогда не удавалось найти какое-то равновесие, добиться, чтобы на кухню и в бар их попадало поровну. На кухне всегда требовалось еще и еще. При подготовке зала забывали принести, сколько нужно, или бармены вдруг ударялись в санитарный загул. Неизбежно забываешь приберечь несколько для себя. Тот, кому не хватило ручников, вправе на тебя наорать. Когда просишь у менеджера еще, на тебя снова орут – за то, что растратила все ручники еще до начала смены. Если поклянчить (а клянчат все), менеджер отопрет шкаф и отсчитает еще десять. Никому на свете про лишние десять ручников нельзя говорить. Ты их прячешь, а потом героически выдаешь в кризисных ситуациях.