«Меньший брат» — какое постоянство! — валялся с задранной ногой там же, где я оставила его вчера. Но сегодня, в свете вновь открывшихся обстоятельств, он уже с самого утра начал претендовать на роль исполнителя роли Бога. А куда деваться? Больной? Больной. Посетили? Посетили. Все, получите заключение. Сергей Михайлович Бог…
Слушайте. Может, ему опять что-нибудь сломать? Мне понравилось… Но рискую увлечься самим процессом.
…Колонна полыхала морем флагов, парни спешили, быстро раздавая по рядам какие-то небольшие плакаты. Это были портреты. Портреты нацбольских заключенных. Десятки… Полсотни… Полсотни живых людей в плену у мертвецов, людей, вычеркнутых из жизни. Людей, одним своим взглядом с портретов зачитывающих приговор своим палачам. Трагизм был возведен нацболами уже в ранг искусства…
И когда первый портрет поплыл над головой…
…сердце мое рухнуло на камни…
Этого просто не могло быть. Оттуда, сверху, чуть покачиваясь над головами, на меня смотрел невероятно близкий мне человек. Которого, правда, не видела давно… Юра. Нижегородский приятель Юра. Совсем молодой парень с недюжинным интеллектом. Самый светлый человек из той, из нормальной жизни. Когда мы приезжали в Нижний, и все приезжие, все нижегородцы — вся толпа тусовалась именно там. На хате у Паяльника. Спали, пили, жрали, пели, приезжали в любое время, оставались… Это был умница, которого я считала идеальным. Мы мгновенно нашли с ним общий язык на почве горячей любви к ледяной проруби. Любимая забава православного мира… Там был рой людей — а он был особенный, это был такой стиль, это был такой внутренний стержень, это была такая правильная жизнь… От которой сейчас осталась только вот эта фотография… Я поняла только теперь. Столько времени общались с человеком, и я даже не знала его фамилии…
Зимой я схватила газету со списком нацбольских заключенных, с ужасом читала каждую следующую фамилию и страшно боялась найти знакомые. Но знакомых имен было немного. Живые люди оставались только перечнем фамилий.
Потом однажды мы гуляли по городу, и человек сказал: а вот это: «Бутырка»…
И я уже не могла оттуда уйти. Не в силах сдерживать рыдания, я стояла во дворе обычных белых кирпичных человеческих домов, подходящих почти вплотную к забору, и, оцепенев, смотрела на эту страшную глыбу. Оказывается, от того, что вызывает ужас, невозможно оторвать взгляд… Это был саркофаг, под которым были погребены живые люди… И идти мне отсюда больше было некуда. Потому что там. Сейчас. Были. Погребены. Мои. Друзья…
Соль запекалась на моих губах. Что-то очень много соли… Господи, сколько раз я с этими людьми испытывала парализующее горе…
И теперь оказывалось, что я не обо всех знала. Теперь оказывалось, что я не знала ни-че-го…
…Может быть, кто-нибудь сможет найти ту мою первомайскую фотографию на фоне флагов? Потому что то, что там запечатлено, — это соляной столп…
…Как они гордились своими новоизобретенными кричал-ками. Интересно, долго думали? Нет, такое у них выскакивает само собой. Они взяли фразы «Христос воскрес» и «Аллах акбар», и вся колонна хором принялась тасовать слова, как колоду. Верх остроумия… Верх безумия… Был момент, когда я была готова выйти навстречу этой толпе бесов с автоматом…
1 мая в Бункере началась политическая голодовка в защиту НБ-заключенных…
Наши и свой
Ну что же, именно это я и предсказывала еще в самом начале этой эпопеи.
— Когда услышишь, что начались репрессии по отношению к людям, борющимся за социальные права, можешь заикнуться о фашизме…
2005-й — год образования криминальной государственной молодежной группировки «НАШИ». По-нашему — «наши-стов».
Сами-то они называли себя «антифашистами». И были созданы для борьбы с НБП… Это был образчик рассчитанной на дураков подмены понятий, которую я и не надеялась однажды увидеть воочию.
«…В умах людей настойчиво смешиваются два несовместимых понятия: национализм (любовь к своей нации, своей Родине) и фашизм, при котором интересы кучки финансовых олигархов ставятся выше интересов нации…»
Приятно, когда люди так лажают. Говорила же: не надо употреблять слова, значение которых не знаешь… Когорты «антифашистов», как две капли воды смахивающих на креатуру государственного фашизма, не оставляли попыток развязать против НБП криминальную войну. На Бункер напали 29 января, 12 февраля в метро напрыгнули на членов НБП и КПРФ, 5 марта, в годовщину «кончины» первого Бункера, снова был атакован новый Бункер…
Прелесть какая. Кому-то не терпелось устроить в Москве Берлин 20-х и 30-х годов, с уличными побоищами, все очень аутентичненько…
— Подождите, еще один наш бежит! — громко крикнула я апрельским вечером не столько внутрь Бункера, сколько во двор, чтобы именно бегущий оценил шутку. Внутри-то от слова «наш» все синхронно должны были начать прочнее запирать вторую дверь. Эту дверь внизу лестницы открывали, только когда была заперта входная. Шлюз… Наш добежал последние метры, протиснулся в закрывающуюся дверь — и, улыбаясь, попенял мне с большой укоризной:
— Не «наш», а свой!
Женя Логовский из Арзамаса — кажется, это был обаятельнейший красавец, но я людей вокруг уже вообще никак не различала и не воспринимала. Он так и остался в памяти темным силуэтом в светящемся дверном проеме…
А это были люди, которых надо было успевать воспринимать. Когда Женя снова покинул Бункер, ему на голову натянули мешок и несколько раз порезали горло ножом. Впрочем, без энтузиазма… А я призраком слонялась там посреди этих свистящих пуль, и ведь мысли не возникло, что можно уже начинать куда-то отсюда сваливать. Привыкла?.. «Падут подле тебя тысяча и десять тысяч одесную тебя, но к тебе не приблизятся…»
Поролон
У Соловья было радио, 4 мая мы слушали в новостях рассказы о подвигах нацболов, постепенно обраставшие все новыми подробностями.
— Сегодня в 15 часов двое национал-большевиков вывесили на фасаде здания гостиницы «Россия» десятиметровый черный транспарант. Участники акции, закрепившись с помощью специального альпинистского снаряжения, находились снаружи здания на уровне 11-го этажа и больше двух часов по мобильным телефонам общались с журналистами. Национал-большевики, — не унималось радио, — разбросали листовки следующего содержания:
МЫ ТРЕБУЕМ
1. Роспуск Государственной думы и проведение свободных выборов, с участием всех политических сил, без исключения.
2. Честное расследование громких преступлений и трагических событий последних лет: фальсификация выборов, избиения и убийства активистов оппозиционных партий, взрывы домов в Москве и Волгодонске и попытка взрыва в Рязани, трагедии «Норд-оста» и Беслана, похищения людей в Ингушетии, массовые избиения в Башкирии и т. д.
3. Освобождение политических заключенных, широкая амнистия для всех заключенных.