Мартен С. Снейдер уже сидел за кафедрой, наклонив голову и погрузившись в какие-то бумаги.
– Вы опоздали, Белочка, – пробормотал он, не поднимая головы.
– Мне очень жаль. – Сабина слишком хорошо знала Снейдера, чтобы понимать, что он не шутит. Она огляделась. К счастью, кроме них со Снейдером, в аудитории больше никого не было. Еще год назад она ненавидела, когда он называл ее Белочкой. Он абсолютно точно знал, что ее отец придумал для нее это прозвище из-за густых каштановых волос и больших глаз миндального цвета, – и она запретила Снейдеру называть себя так, однако он намеренно ее запрет игнорировал.
Снейдер отодвинул папку в сторону и положил свои большие, как тарелки, руки на кафедру.
– Добро пожаловать в Висбаден. Я надеюсь, что вы не пожалеете о своем решении приехать сюда. – В его голосе отчетливо слышался голландский акцент с растянутым «Л».
– А почему я должна пожалеть? – Снейдер знал, что она мечтала работать в Федеральном ведомстве уголовной полиции.
Он смерил ее холодным взглядом.
– Здесь вас выдрессируют и превратят в хорошо подготовленную собаку-ищейку, которая бросается по команде «фас!». Сдружитесь с этой мыслью.
С их последней встречи, когда Снейдер привлек ее к расследованию одного преступления, прошло больше года, но в его внешности ничто не изменилось. Ростом он был чуть больше метра восьмидесяти, на его худой фигуре болтался дизайнерский костюм. Сабина знала, что ему сорок семь лет, но уже тогда он выглядел старше. Работа сказалась на нем. Тонко выбритые бакенбарды начинались возле ушей и узкой полоской шли до подбородка. Этот контраст с лысиной и бледным лицом, которое уже несколько лет не видело солнца, создавал эффект черно-белого фильма.
Снейдер был лучшим профайлером БКА, и Сабина задавалась вопросом, почему именно такой циничный мизантроп, как Снейдер, который любого разбирал по косточкам, занимался тем, что обучал молодые кадры.
– Мысль о том, чтобы стать собакой-ищейкой, должна меня расстроить? – спросила Сабина.
– Зависит от вас. Вы знали, что звери в цирке в среднем живут дольше, чем звери в зоопарке? – Он откинулся назад. – Их тренируют и перед ними ставят определенные задачи. Они служат какой-то цели. Осознанное занятие продлевает жизнь.
– Вы именно поэтому преподаете в академии?
Снейдера это замечание не впечатлило.
– Смысл жизни в том, чтобы придать жизни смысл, не так ли? Не годы, а бездействие и отсутствие интереса старят нас. – Он похлопал по стопке папок. – Это личные дела. Придать студентам нужную форму – тяжелая работа.
Сабине не хотелось обсуждать эту философскую ерунду – тем более в такую рань.
– Зачем вы меня вызвали?
– Вам наверняка было любопытно снова взглянуть на меня.
У нее заходили желваки на щеках. Снейдер нисколько не изменился.
– Вообще-то…
– Приятно, что я смог удовлетворить ваше любопытство.
– Хм-м-м-м… – Сабина шумно выпустила воздух.
– Почему такое раздражение?
– Я впустую трачу здесь свое время. Вступительная лекция начинается в девять часов, и перед этим я хотела навестить Эрика в больнице.
– Боже мой, сама наивность. – Он криво усмехнулся. – Двое коллег приставлены к палате охранять его. Без специального разрешения вы и приблизиться не сможете к отделению.
Сабина не очень любила Снейдера, однако в ее памяти о нем сохранились более приятные впечатления. По крайней мере, он мог бы выразить сочувствие, вместо того чтобы унижать.
– Вы были вместе с Эриком Дорфером, верно?
«Были»? Видимо, он знал о том, что они расстались.
– Я хотела помириться с ним, – объяснила она.
– Дела у него не очень хороши, вы наверняка уже знаете.
Ее сердце сдавило железным корсетом.
– Почему в него стреляли?
Не ответив, он вытащил из ящика розовый листок, который заполнил и подписал. Передал листок Сабине.
– С этим разрешением на посещение вы пройдете через пост охраны в палату Эрика.
– Спасибо. – Она взяла листок и направилась к двери. На полпути обернулась.
– Но вы можете мне сказать?..
Он указал на дверь.
– Обычно выход там же, где и вход. – В следующий момент Снейдер уже снова был погружен в досье студентов.
3
Госпиталь Святого Иосифа находился недалеко от Гайсберга – в нескольких минутах езды на машине. Сабина вошла в отделение реанимации и показала свое разрешение. Санитар провел ее к палате Эрика, перед которой стояли двое полицейских. Один из них со стрижкой «ежиком» и квадратным лицом напоминал шкаф. Сложно сказать, было ли у него под пиджаком оружие.
– Ваша фамилия? – спросил он с бесстрастным лицом.
Она показала ему свое удостоверение БКА.
– Я… подруга Эрика, – солгала она, потому что так надеялась получить больше информации. Затем она протянула свое гостевое разрешение.
Полицейский приподнял густые брови.
– Подписано самим Снейдером. – Бросил взгляд на коллегу.
Очевидно, он был впечатлен.
– Вы знаете, почему в Эрика стреляли?
– Я не уполномочен предоставлять вам данную информацию.
Впечатлен, но не настолько. Он открыл для нее дверь, и Сабина вошла в палату.
Жалюзи были опущены. Единственным звуком было пищание аппаратуры. Эрик находился в искусственной коме, подключенный к многочисленным приборам и с маской на лице. Сабина присела на кровать и стала рассматривать его. С одной стороны из-под повязки выбивались светлые волосы. С другой его наверняка обрили. Тень трехдневной щетины лежала на заострившемся подбородке.
Сабина коснулась его щеки. Шероховатая кожа была прохладной. Ей казалось, что Эрик вот-вот откроет глаза, но они оставались закрытыми. Только длинные ресницы беспокойно подрагивали. Он выглядел таким уязвимым – от крепкого парня, каким она видела его еще несколько недель назад, не осталось и следа. Но худшее в этой ситуации было то, что она не могла ему помочь вернуться в реальность.
– Ну почему у нас ничего не вышло? – прошептала она. Все вдруг показалось ей таким сюрреалистичным. Одиннадцать месяцев они мотались между Мюнхеном и Висбаденом или просто встречались на один день где-нибудь на полпути, чтобы побыть вместе – но им тут же приходилось расставаться. Сабина уже собиралась уволиться из Мюнхенской полиции и перевестись в Висбаден. Работая следователем в оперативном отделе, она всегда первой оказывалась на месте, выясняла, было ли совершено преступление, ограждала территорию, снимала отпечатки, опрашивала свидетелей и готовила факты для коллег из отдела по расследованию убийств. Она все равно не хотела заниматься этим всю жизнь.