– Я знаю, что ты имеешь в виду, – ответила Сабина. «Но он чертовски хороший профайлер», – вертелось у нее на языке. Однако в этот момент ей нисколько не хотелось защищать Снейдера.
Сабина вытерла лицо и обернулась.
– Он мог сделать еще хуже. Дать нам прослушать аудиофайл или показать видео. Когда ты слышишь, как беспомощный ребенок плачет и умоляет о пощаде… – Она сглотнула.
– Я бы нарушила любой проклятый закон в этой стране, чтобы освободить хоть одного из этих детей, – с яростью произнесла Майкснер.
Сабина считала так же.
– Может, именно это и было целью Снейдера.
– Возможно… но тогда у него извращенные методы. Ты действительно расследовала вместе с ним уголовное дело в прошлом году? – спросила Майкснер.
– Да.
– Вы спасли жизнь женщине.
Сабина кивнула.
– Но не всем.
– Я слышала, твоя мама тогда погибла. – Майкснер заговорила тише. – Мне очень жаль; тебе ее наверняка не хватает.
Сабина ничего не ответила. Для коллег в академии было проще простого раскопать детали ее прошлого. Но она не хотела снова вспоминать все те события.
– Понимаю, ты не хочешь говорить об этом, – наконец сказала Майкснер. – У тебя красивый медальон в виде сердечка.
– Спасибо. – Сабина инстинктивно коснулась цепочки на шее. Это было единственное украшение, которое она носила. – Подарок отца.
– Ты вообще откуда?
– Из Мюнхена.
– Jo mei, des hört ma, Hühnerkacke
[13], — сымитировала Майкснер баварский акцент. – Я имею в виду, откуда родом?
Сабина рассказала, что они со старшей сестрой выросли на ферме бабушки, затем какое-то время жили в Кельне, но после развода родителей вернулись в Мюнхен. Впервые с приезда в Висбаден она разговаривала с Майкснер, как с нормальной, здравомыслящей женщиной.
– Замужем, дети есть? – спросила Майкснер.
Сабина помотала головой и подумала об Эрике.
– А ты?
– У меня годовалая дочь.
Сабина тут же подумала о фотографиях, которые Снейдер только что показывал им.
– Вот черт! – вырвалось у нее. Сейчас она поняла, что именно имела в виду Майкснер, когда говорила о Снейдере.
Майкснер достала из заднего кармана джинсов чехол для паспорта и показала Сабине фото сладкой белокурой девочки в розовой вязаной шапочке.
– И ты все равно здесь? – спросила Сабина.
– Моя мама присматривает за малышкой. Я вижу ее только по выходным, но мне надоела однообразная работа в Земельном управлении уголовной полиции, академия была моим шансом – такой выпадает не каждому. Я хотела стать профайлером, и очень хорошим профайлером.
– А отец девочки?
Майкснер поджала губы, словно размышляя, стоит ли рассказывать об этом.
– Ты его знаешь, – наконец призналась она.
– Шёнфельд? – вырвалось у Сабины.
Майкснер кивнула.
– Мы вместе со старшей школы. Нашей общей мечтой была работа в БКА.
«Шёнфельд, – эхом отзывалось в голове у Сабины. – Еще и это».
– Но дочка полностью на мне. Для него на первом месте карьера. Он эгоист и никогда не хотел брать на себя ответственность.
Тут открылась дверь. Тина просунула голову внутрь и нагло улыбнулась:
– Помешала сплетничать?
Никто не ответил.
Тогда Тина вошла.
– Снейдер настоящий говнюк, верно?
21
Мелани сидела в кабинете для допросов БКА на Йозеф-Холаубек-Плац недалеко от Дунайского канала. Напротив нее сидели Клара в зеленой полосатой жилетке с капюшоном и плюшевый пес Феликс, который смотрел в окно своими желтыми глазами-пуговицами.
Мелани постаралась создать знакомую атмосферу. На стене висели прошлогодние постеры с ее любимыми музыкальными группами, на полу было расстелено покрывало с детскими книгами. Стаканчики с какао стояли на столе, а Шейла, свернувшись, лежала в ногах Клары. Это был первый настоящий допрос Клары, поэтому Хаузер тоже присутствовал и были включены потолочные микрофоны. Правда, Клара ничего не знала о микрофонах, как и о том, что их разговор снимается на видеокамеру.
Мелани договорилась с Хаузером, что они не станут упоминать мужчину в красной маске. Возможно, еще слишком рано, и Клара тут же уйдет в себя и заблокирует все дальнейшие вопросы. Девочка должна первая заговорить об этом с Мелани. Также они пока не хотели расспрашивать ее о матери и приемном отце. Поэтому ограничились общими вопросами о школе, друзьях Клары, ее хобби и интересах.
Мелани откинулась на спинку стула и села поудобнее. До сих пор беседа протекала хорошо, но она решила сменить тему:
– А какие пять вещей ты бы взяла с собой на необитаемый остров?
Клара выпятила нижнюю губу и задумчиво посмотрела в потолок.
– Мой Gameboy, поэтический альбом, мой МР3-плеер с аудиокнигами, сто банок кошачьего корма и Шейлу.
Услышав свое имя, собака навострила уши и заурчала.
Мелани с улыбкой посмотрела на Хаузера, но тот и бровью не повел. Для него эта беседа была просто потерей времени.
Он хотел бы сразу расспросить девочку о мужчине в красной маске. Но Мелани считала иначе.
– Почему поэтический альбом? – спросила она.
– Все мои друзья там что-то для меня написали.
– С фотографиями?
Клара кивнула.
– Тебе их, наверное, очень не хватало?
Клара снова кивнула, но ее взгляд тут же потускнел и омрачился, словно от темных мыслей.
«Проклятье, – выругалась про себя Мелани. – Не те слова!»
– Чьи записи нравятся тебе больше всего? – быстро спросила она.
Лицо Клары снова прояснилось.
– Марии, Ясмин и Надин.
«Ты знаешь Мишель?» – вертелось у Мелани на языке, но она отогнала от себя эту мысль. Если она сейчас спросит об этом Клару, а коллеги из экспертно-криминалистической службы позже наткнутся на это имя при проверке компьютера, ей придется объясняться. А она была еще не готова – хотя Герхард собрал компьютер, тот еще лежал в багажнике ее машины.
– Это твои лучшие подруги?
– Да.
– Вы регулярно общаетесь?
Клара кивнула.
– А как именно? Разговариваете по телефону, пишете письма или посылаете друг другу эсэмэски? – Она слышала, как Хаузер тихо застонал рядом с ней и демонстративно посмотрел на наручные часы.