наказания.
Где бы ни обреталось это чистилище, в нем воняло. Вода капала, и падение каждой капли эхом разносилось по тоннелю. Его туфли и брюки намокли. Маленькие говноеды уходили все дальше в этот лабиринт тоннелей и, возможно, думали, что
(Генри)
Том и его друзья заблудятся, но в дураках остались они сами,
(ха-ха, облажались!)
потому что у него нашелся еще один друг, особый друг, и этот друг пометил путь, по которому они шли с помощью… с помощью…
(луношаров)
каких-то хреновин, больших и круглых, светившихся изнутри. Чем-то они напоминали старинные уличные фонари, которые всегда так загадочно светятся в ночи. Один из таких шаров висел в воздухе на каждом перекрестке, и стрелка на его боковой поверхности указывала, по какому тоннелю ему и
(Виктору и Рыгало)
его невидимым друзьям идти дальше. И направление всегда указывалось правильное, да, правильное; он слышал, как другие идут впереди, до него долетало эхо всплесков их шагов и неразборчивого шепота их разговоров. И расстояние до них сокращалось, они догоняли сосунков. А когда догонят… Том посмотрел вниз и увидел, что по-прежнему держит в руке нож с выкидным лезвием.
На мгновение он испугался – все это напоминало астральные впечатления, о которых он иногда читал в таблоидах-еженедельниках, когда душа покидает твое тело и входит в чужое. И форма его тела казалась ему какой-то другой, словно он был не Томом. А
(Генри)
кем-то еще, кем-то более молодым. Он начал вырываться из этого сна, запаниковал, а потом с ним заговорил голос, успокаивающий голос, нашептывающий на ухо: «Не важно, когда это происходит, и не важно, кто ты. Важно другое – Беверли впереди, она с ними, мой дорогой друг, и знаешь что? Она сделала нечто куда худшее, чем тайком выкуренная сигарета. Знаешь что? Она трахнулась со своим давним другом Биллом Денбро! Да, трахнулась! Она и этот заикающийся урод в одной постели! Они…»
«Это ложь! – попытался выкрикнуть он. – Она бы не посмела!»
Но он знал, что это не ложь. Она вытянула его ремнем
(пнула меня в яйца)
по яйцам и убежала, а теперь изменила ему, эта блудливая
(шлюшка)
маленькая сучка, в прямом смысле изменила ему, и, ох, дорогие друзья, ох, добрые соседи, она получит порку всех порок – сначала она, а потом этот Денбро, ее пишущий романы дружок. И любой, кто попытается встать у него на пути, тоже получит свою порцию, можете быть уверены.
Он прибавил шагу, хотя в груди уже свистело при каждом вдохе и выдохе. Впереди он различил еще один светящийся шар, парящий в темноте – еще один луношар. Он слышал голоса идущих впереди людей, и пусть это были детские голоса, его это уже не волновало. Как и сказал голос: не важно, где, когда и с кем. Беверли шла впереди и, ох, дорогие друзья, ох, милые соседи…
– Давайте, парни, пошевеливайтесь, – бросил он, и не имело значения, что и голос принадлежал не ему, он говорил голосом какого-то мальчишки.
Потом, когда они вышли под луношар, он оглянулся и впервые увидел своих спутников. Компанию ему составляли два мертвеца. Один лишился головы. Лицо второго разодрали пополам, словно гигантским когтем.
– Быстрее мы не можем, Генри, – ответил ему парень с разодранным лицом, и половинки его губ двигались по-отдельности, не синхронно. Именно тогда Том криком разорвал сон в клочья и вернулся в свое тело, оказавшись на самом краю вроде бы бездонной пропасти.
Он изо всех сил пытался сохранить равновесие, но не сложилось, и он свалился на пол. И хотя пол устилал ковер, боль пронзила ушибленное колено, и ему пришлось глушить крик, вжавшись ртом в предплечье.
«Где я? Куда меня, на хрен, занесло?»
Он увидел слабый, но чисто белый свет, и на мгновение, успев, правда, испугаться, подумал, что вновь вернулся в сон, и это светится один из тех бредовых шаров. Потом вспомнил, что оставил дверь ванны приоткрытой и не выключил флуоресцентную лампу. Он всегда оставлял свет включенным, если останавливался на ночь в незнакомом месте; гарантировал тем самым, что не стукнется обо что-нибудь голенью, если ночью встанет отлить.
Мысль эта позволила полностью восстановить контакт с реальностью. Ему приснился сон, безумный сон. Он в Дерри, штат Мэн. Приехал сюда следом за женой и, когда ему снился жуткий кошмар, свалился с кровати. Это все; ничего больше.
«Это не просто кошмар».
Он подскочил, словно слова эти прозвучали рядом с его ухом, а не в голове. Но произнес их не его внутренний голос, а совершенно другой – холодный, чужой… но при этом гипнотизирующий и заслуживающий доверия.
Том медленно поднялся, нашарил стакан с водой на прикроватном столике, выпил. Дрожащей рукой прошелся по волосам. Глянул на часы, лежащие на столике. Десять минут четвертого.
Спать. Ждать до утра.
Чужой голос ответил: «Но утром вокруг будут люди… слишком много людей. А кроме того, на этот раз ты сможешь опередить их там, внизу. На этот раз ты сможешь быть первым».
Там, внизу? Том подумал о своем сне: вода, капающие в темноте капли.
Свет вдруг стал ярче. Он повернул голову: не хотел, но ничего не мог с собой поделать. С губ сорвался стон. К ручке двери в ванную привязали шарик. Он парил на конце нити длиной в три фута, наполненный призрачным белым светом; выглядел совсем как блуждающий огонек на болоте, лениво дрейфующий между обросшими мхом деревьями. На раздутой оболочке шара нарисовали стрелу, кроваво-красную стрелу.
Она указывала на дверь в коридор.
«Не имеет значения, кто я, – вновь заговорил успокаивающий голос, Том осознал, что звучит он не в его голове и не под ухом, а доносится из воздушного шарика, из сердцевины этого странного, прекрасного, белого света. – Важно другое: я стараюсь сделать так, чтобы все сложилось, как тебе того хочется, Том. Я хочу увидеть, как ты ее выпорешь; я хочу увидеть, как ты выпорешь их всех. Когда-то они слишком часто переходили мне дорогу… а сейчас у них для этого кишка тонка. Поэтому слушай, Том. Слушай очень внимательно. Сейчас они все вместе… следуй за прыгающим шаром…»
Том слушал. Голос из воздушного шара объяснял.
Объяснил все.
Когда закончил, лопнул вспышкой света, и Том начал одеваться.
2
Одра
Одре тоже снились кошмары.
Она проснулась, как от толчка, сидя в кровати, простыня сползла до пояса, ее маленькие груди поднимались и опускались в такт быстрому, возбужденному дыханию.
Как и Тому, ей снилось что-то путаное и горестное. Как и Тому, ей казалось, что она стала кем-то еще – точнее, ее сознание перенесли в другое тело и другой разум (и частично слили с ним). Она находилась в темноте, ее окружали другие люди, и она ощущала гнетущее чувство опасности – они сознательно шли навстречу этой опасности, и она хотела закричать, потребовать, чтобы они остановились, объяснили ей, что происходит… но личность, с которой она слилась, вроде бы все знала и верила, что это необходимо.