Тихий уголок - читать онлайн книгу. Автор: Дин Кунц cтр.№ 36

Джейн сомневалась, что посещение Моше Стейница сопряжено с серьезными рисками. Доктор перестал читать лекции в Бюро более года назад. Они не были близки, но Джейн трижды пользовалась его услугами, и они симпатизировали друг другу.

Она поднялась и нажала кнопку звонка. В дверях появился Моше Стейниц – в белой рубашке, голубом галстуке-бабочке, темно-серых свободных брюках, бледно-голубых спортивных туфлях «Скечерс» с оранжевыми шнурками. Прежде он всегда носил оксфорды. «Скечерс» – обувь для пенсионеров.

Он хмуро посмотрел поверх очков, посаженных на кончик носа, словно ожидал чьего-то малоприятного визита, но при виде Джейн улыбнулся.

– Чудеса, да и только, – сказал он. – Та самая девочка с глазами голубее неба.

– Как поживаете, доктор Стейниц?

Он взял ее под руку, провел внутрь и сказал:

– Прекрасно. А теперь, когда вы прилетели, словно свежий ветерок, стало еще лучше.

– Извините, что не предупредила.

Закрыв дверь, Моше сказал:

– Тогда не было бы сюрприза, а я люблю сюрпризы. Но что случилось с вашими прекрасными длинными золотыми волосами?

– Обрезала и покрасила. Понадобились перемены.

При росте пять футов и пять дюймов, на дюйм ниже Джейн – а на вид еще меньше, – Моше был полноватым; глаза его смотрели чуть печально, на губах играла теплая улыбка. Время настолько осторожно покрыло его лицо морщинами, настолько уважительно состарило его, что солидный возраст в этом случае казался благодатью.

– Надеюсь, я не оторвала вас от важного дела, – сказала Джейн.

Он оглядел ее внимательно, словно правнучку, которую не видел несколько месяцев и теперь удивлялся – как же она вытянулась!

– Как вы знаете, я во второй раз ушел в отставку, занимаюсь только повседневными делами, и, конечно, счастлив, когда меня отрывают.

– Я буду благодарна, если вы уделите мне один час.

– Давайте пойдем на кухню.

Она последовала за ним через арку в гостиную, где стоял рояль «Стейнвей». На его крышке были фотографии в серебряных рамочках – Моше с покойной женой Ганной, с детьми и внуками. Джейн не знала Ганну, которая умерла девять лет назад, но во время званого обеда Моше и его гости попросили ее сыграть что-нибудь. Она исполнила две вещи по своему выбору: «Лунную сонату» Бетховена и «Anything Goes» Коула Портера.

Когда посыпались вопросы об отце, как это случалось постоянно, она объяснила, что ее склонность к музыке поощрялась матерью, и отвечала так, чтобы дать понять: об отце ей рассказывать не хочется. Моше смотрел на нее с пристальным интересом и явно подозревал, что истинные причины скрытности Джейн гораздо мрачнее, чем те, на которые намекала она, хотя и не заговаривал с ней на эту тему.

Сейчас, сделав шаг или два от арки, ведущей в гостиную, Моше остановился, повернулся к ней и закрыл рукой рот, словно только сейчас сообразил, что поступил бестактно.

– До моего ухода в отставку многие студенты университета сильно обижались, если кто-нибудь использовал слово «девочка» в отношении лиц женского пола шестнадцати лет и старше. Мне советовали говорить «женщина». Надеюсь, я вас не оскорбил, назвав девочкой там, в дверях.

– Меня не волнует политкорректная чушь, Моше. Мне нравится быть девочкой с глазами голубее неба.

– Хорошо, хорошо, очень рад. Одна из причин моего вторичного ухода в отставку состоит в том, что чем инфантильнее студенты, тем серьезнее они к себе относятся. Обычно им не свойственно чувство юмора.

На кухне Моше вытащил стул из-под столика в обеденном уголке и предложил Джейн сесть.

– Кофе, чай, лимонад? – спросил он. – Может, аперитив? Сейчас без четверти пять, всего пятнадцать минут до общепринятого коктейльного времени.

Джейн попросила аперитив, и он налил «Макулан Диндарелло» в два маленьких бокала, затем сел и сказал:

– Я был потрясен и обескуражен, когда узнал о Нике. Ужасная потеря. Примите мои соболезнования.

Моше был в отставке уже два года и больше не консультировал Бюро, поэтому Джейн предполагала, что он не знает о смерти Ника. Ее интересовало, не сохранилось ли у Моше прочных связей с ФБР и не совершила ли она большую ошибку, приехав сюда.

34

Когда Моше Стейниц вышел в отставку в первый раз, ему было шестьдесят пять. Ганна умерла пять лет спустя, и семидесятилетний Моше вернулся к работе в качестве практикующего психиатра, преподавателя и – временами – консультанта Бюро. После своей второй отставки, в семьдесят девять лет, он бросил все три работы, не имея намерения возвращаться ни к одной. По крайней мере, так он говорил.

По его словам, он знал о случившемся с Ником только потому, что Натан Силверман, начальник Джейн, сообщил ему об этом неделю спустя.

– Я решил, что к тому времени вам уже приходилось говорить на эту тему со множеством людей и вряд ли вы хотели обсуждать ее со мной.

– Я горевала и гневалась одновременно – и не знала, на кого обращен мой гнев. Я не была готова к разговору с кем бы то ни было.

– Даже самое искреннее сочувствие, если его выражают слишком часто, может показаться проявлением жалости, что только усугубляет горе, – сказал Моше. – Я попросил Натана передать вам мои соболезнования и сказать, что мой дом открыт для вас в любое время. Жаль, что он не сделал этого.

– Может, и сделал, – ответила Джейн. – Просто в первые две недели кое-что прошло мимо моего сознания.

По собственному опыту она знала, что Моше ни в коем случае не лжец. Она не могла ему не верить. Пригубив «Диндарелло», она спросила:

– И как вам вторая отставка?

– Читаю. Пока работал, на чтение не оставалось времени. Долго гуляю. Занимаюсь садом, немного путешествую, играю в покер с друзьями – такими же стариками, как я. В общем, валяю дурака, бездельничаю, трачу время даром.

Когда она добралась до цели своего визита и рассказала ему о росте самоубийств, он налил по второму бокалу. Небо за окном начало становиться из голубого синим, вбирая в себя первые сажистые частицы сумерек.

Джейн вытащила из сумочки блокнот на спирали, в который записывала закодированные имена и факты, имевшие отношение к расследованию. Там были и записи на обычном английском языке, в том числе содержание некоторых предсмертных записок. Она собрала информацию по двадцати двум случаям самоубийства, и только в десяти из них люди оставили записки.

– Я изучала их, пока они не превратились для меня в набор слов, – сказала она. – Может быть, в них есть смысл, но я его не вижу. А вы увидите.

Иногда Джейн показывала записи своим собеседникам, и в ее блокноте была пара сложенных ксерокопий. Она дала одну ксерокопию Моше. Тот положил лист на стол, текстом вниз.

– Пожалуйста, прочтите мне сначала. А потом я посмотрю. Слово устное и слово письменное имеют различный вес. Есть нюансы, воспринимаемые только слухом или только глазом. Затем я сравниваю впечатления.