Похищение Эдгардо Мортары - читать онлайн книгу. Автор: Дэвид Керцер cтр.№ 94

Ни обвинение, ни защита не приглашали на процесс никаких свидетелей. Обвинение уже представило суду копии всех свидетельских показаний, которые собрали Курлетти и Карбони. Со стороны обвинения показаний не давали только люди вроде фельдфебеля Лючиди, которые бежали в земли, остававшиеся под контролем папы. Юсси же столкнулся с другой ситуацией, довольно щекотливой. Он представлял в суде человека, который в принципе не желал защищаться. Особенно сильно руки адвокату связывало то, что многие из важнейших фактов, которые требовалось установить, как раз затрагивали вопросы, которые, по мнению инквизитора, вообще не следовало сообщать суду. Прежде всего, он не мог вызвать в зал суда Анну Моризи, чтобы она рассказала о своем допросе в Сан-Доменико. Да и как бы он мог вызвать других важных свидетелей, вроде Чезаре Лепори и Реджины Буссолари, не поднимая при этом вопроса о том, кого инквизитор опрашивал, а кого — нет? И мог ли он даже помыслить о том, чтобы вызвать таких свидетелей, которые опровергли бы обвинение в том, что его подзащитный действовал без приказа вышестоящих властей? Никто из них не согласился бы давать в суде подобные показания, да и отцу Фелетти или его сторонникам очень не понравились бы попытки Юсси разыскать и вызвать таких свидетелей. Словом, имея на подготовку дела меньше трех недель и не имея никакой возможности ни обсудить предстоящую защиту с отцом Фелетти, ни устроить перекрестный допрос свидетелям, опрошенным стороной обвинения, Юсси понимал, что полагаться ему придется лишь на свой незаурядный ораторский талант, отложив все свои доводы до заключительного выступления. Одно преимущество у него все-таки было: сторона обвинения будет выступать первой. Последнее слово оставалось за Юсси.

Согласно стандартному судебному порядку, сторону обвинения в суде представлял не судья-следователь, а прокурор — procuratore fiscale. Прокурором болонского суда в январе был назначен Радамисто Валентини. Процесс над Фелетти должен был стать его первым крупным делом.

Прокурор понимал: чтобы добиться обвинительного приговора, ему придется доказать, что инквизитор нарушил законы, действовавшие в то время, когда забирали Эдгардо. Обвинять его в совершении действий, противоречивших новому уголовному кодексу (который вообще не признавал особой роли инквизитора), было невозможно, так как это противоречило бы не только международным нормам, но и намерениям нового правительства, которое стремилось успокоить население Италии и заслужить благосклонность иностранных правительств.

Для обращения к суду Валентини избрал путь, который подсказал ему Карбони, и сосредоточился на двух основаниях для признания монаха-доминиканца виновным. Первый пункт обвинения заключался в том, что отец Фелетти действовал самочинно, велев схватить Эдгардо еще до получения указаний из Рима. Валентини привел ряд доводов, подкреплявших такое заявление. Джузеппе Агостини, которому предъявляли письмо с приказом отца Фелетти о проведении операции, не припоминал, чтобы там упоминались вышестоящие власти. И зачем полковнику де Доминичису понадобилось выкрадывать это письмо из полицейского архива, как только хлынула лавина международных протестов в связи с этим делом: ведь если приказ был отдан законным образом, о чем было беспокоиться? Если бы этот документ не пропал, то именно он защитил бы де Доминичиса и его подчиненных, оправдав их действия. Обратившись к заявлению инквизитора о том, что он получил одобрение из Рима заранее, поскольку директор Дома катехуменов уже ждал приезда мальчика, Валентини указал на один тонкий момент в показаниях Агостини. По словам конвоира Эдгардо, когда они с мальчиком приехали в Дом катехуменов, директор сказал, что ждал их, потому что отец Фелетти уже обо всем его уведомил. Хотя сам отец Фелетти утверждал, что никогда напрямую не связывался с директором и что того, должно быть, известила о скором прибытии Эдгардо Священная канцелярия в Риме, это доказывало, по мнению обвинителя, что инквизитор сам все устроил и обо всем договорился.

Валентини заявлял, что инквизитор солгал и о том, будто папа знал о приказе схватить мальчика: это доказывала другая его ложь — якобы папа прислал билеты родителям мальчика, чтобы они смогли приехать в Рим. Кроме того, если инквизитору действительно поступали приказы из Священной канцелярии, то почему же церковные власти не спешат прийти ему на помощь? «Почему они сейчас молчат и допускают, чтобы невинный человек томился из-за них в тюрьме, если он просто выполнял их распоряжения? […] Почему они не приумножают Божью славу торжеством истины, провозглашением его невиновности, почему не предают огласке факт, который на самом деле не обнаруживает ничего тайного?»

Валентини привел все убедительные доводы, говорившие о том, что монах действовал самочинно, однако Карбони, у которого была возможность хорошо узнать узника, сам мало верил в истинность такого обвинения. Он понимал, что за человек Фелетти. В некотором смысле — например, если вспомнить его отношение к евреям — бывшего инквизитора можно было счесть фанатиком (во всяком случае, с либеральных позиций), однако к своим служебным обязанностям он подходил серьезно, а деятельность Священной канцелярии подчинялась самой строгой иерархии. Казалось просто немыслимым, чтобы отец Фелетти пренебрег обязательными для его организации правилами и начал самостоятельное расследование, а потом, не посоветовавшись с начальством, приказал полиции схватить мальчика. А предположение о том, что после этого он отправил мальчика в Рим, тем самым предав огласке свои действия, казалось еще более диким. Отец Фелетти не был ни индивидуалистом-бунтарем, ни глупцом.

Сильной стороной обвинения было второе утверждение. Валентини сформулировал его так: «Давайте на мгновенье допустим, что инквизитор все-таки получил приказ о поимке мальчика Эдгардо Мортары от Священной конгрегации Священной канцелярии в Риме. Кто же в таком случае доложил туда о крещении, будто бы совершенном над мальчиком? […] Если Священная канцелярия в Риме еще до похищения была извещена о том, что мальчика Мортару крестили, то узнать об этом она могла только от самого отца-инквизитора Фелетти». Этого утверждения бывший инквизитор никогда и не оспаривал.

Если кардиналы Священной канцелярии действительно приказали схватить Эдгардо, их решение могло основываться только на расследовании, проведенном инквизитором. Но каким образом, спрашивал прокурор, инквизитор установил, что Эдгардо в самом деле получил крещение? Отец Фелетти положился лишь на рассказ одной-единственной женщины, он не делал попыток опросить каких-либо свидетелей, которые помогли бы удостоверить правдивость ее слов или, по крайней мере, помогли бы ему понять, насколько вообще можно верить этой женщине. Ничего этого не было сделано, зато стараниями отца Фелетти «нежного маленького ребенка вырвали из рук любимых родителей на основании одной только клятвы какой-то женщины». Валентини добавил: «И скоро мы узнаем, что это за женщина».

Вот один из парадоксов, порожденных объединением Италии и падением папской власти в легациях: первый крупный процесс в новой итальянской области Эмилии (присоединившейся к новому королевству всего месяцем ранее) всерьез сосредоточился на диспуте о том, что можно считать настоящим крещением. И вопрос этот решался не столько на основании светских законов, сколько на верном истолковании церковного права. Валентини подробно остановился на рассказе Анны Моризи о крещении, утверждая, что она совершила его неправильно — если, конечно, она вообще его совершала. Значит, оно и не могло иметь силы. Например, она не произносила требуемых слов, одновременно разбрызгивая воду над головой мальчика. Если бы Священная канцелярия знала об этом, «то никогда бы не согласилась считать мальчика крещеным» и никогда бы не приказывала разлучить Эдгардо с родителями.