Подавив проклятие, он отбросил мысли о загадочной шалунье, от которой только что ушел, и стал думать о предстоящем вечере. Хотя его не очень тянуло в усадьбу, но он не мог этим утром отказать бабушке, когда она настойчиво попросила его, чтобы он обедал сегодня дома. Она пригласила несколько своих добрых друзей на импровизированный обед в честь возвращения Николаcа в графство. Шербурн поморщился: он сомневался, что приедут многие из друзей бабушки, но готов был биться об заклад, что молодые леди, о которых упоминала бабушка, прибудут наверняка!
Немного позже он, высокий, учтивый, стоял возле бабушки, наклеив холодно-вежливую улыбку, и приветствовал гостей. По его красивому лицу невозможно было прочитать, что творилось за этим любезным фасадом. Съехались все: лорд и леди Спенсер, их сын и дочери; адмирал Броунелл, его жена, оба их сына и дочь Джейн; Джон Фрэмптон, сквайр, и его друг из Лондона, Эдвард Дикерсон. Атина тоже присутствовала, сопровождая чуть ли не сочувствующим взглядом темных глаз каждое движение брата. «Да, — угнетенно подумал Николаc, — похоже, вечер будет долгим».
Вечер оказался длинным и тягостным, как того и боялся Николае. Когда его не развлекали сдержанными улыбками и хихиканьем юные леди под косыми взглядами их родителей, он оказывался в середине целого табуна пылких молодых людей, которые забрасывали его вопросами о сэре Уэллесли и о войне с Бони на полуострове.
Николаc вышел в отставку уже около года назад и возвратился в Англию, но, несмотря на то что сообщаемые им сведения устарели на несколько месяцев, для джентльменов, похоже, это не имело значения, и даже лорд Спенсер и адмирал Броунелл ловили каждое его слово. Поначалу Нику это было приятно, но вскоре начало утомлять, и он уже пожалел, что не прислушался к внутреннему голосу и не сказал бабушке, что у него на этот вечер были иные планы.
Однако он не мог не признать, что у него имелись и скрытые помыслы. Поэтому он положительно откликнулся на откровенное сватовство Паллас. Сегодня ему представится возможность увидеть Джона Фрэмптона и молодого Роберта Броунелла, дальше он решит, как использовать информацию Паллас, уяснит для себя, насколько эти типы связаны с контрабандистами, а заодно и разберется, кто выдает французам жизненно важные тайны!
Было очевидно, что Роберт, смуглый задумчивый молодой человек лет двадцати четырех, вполне мог бы примкнуть к кавалерийскому полку, как он страстно того желал. Николаc внимательно наблюдал за ним, после того как дамы покинули столовую, а джентльмены остались наслаждаться сигарами и портвейном. Ник допускал, что Роберт, скучающий и неугомонный, полный юношеского воодушевления и высоких помыслов, запертый в деревне, где ему нечего было делать, вполне мог принимать участие в шальных вылазках Фрэмптона. Второй сын Броунелла, Джереми, был изнеженным юношей, на два года моложе Роберта. Судя по затейливым складкам его накрахмаленного шейного платка и смело расшитому белому жилету, можно было предположить, что больше всего сей отпрыск стремился взять штурмом компанию лондонских денди. Похоже, Роберт испытывал к Джереми великое презрение: пока говорил младший брат, он все время кривил губы, ибо разговор вертелся в основном вокруг фасонов и покроя одежды.
Глаза Николаcа перемещались вдоль стола, перескакивая с круглой лысой головы адмирала Броунелла на изящную, элегантную седовласую голову леди Спенсер и задерживаясь на мгновение на дерзком ястребином лице сквайра. Джон Фрэмптон больше напоминал своего покойного отца, нежели свою милую мать: волосы у него были темно-каштановые, губы — полные, словно он на кого-то дулся, а темно-синие глаза — неспокойные, бегающие. Несмотря на модный наряд, в нем было что-то вульгарное, и Николаc без труда мог представить его ранним утром в окрестностях в компании худородных контрабандистов или сопровождающих его драгун.
Его друг Дикерсон был такого же пошиба. Лениво оглядывая обоих — Дикерсона и Фрэмптона, дружелюбно беседовавших с младшими по возрасту гостями, Николаc спрашивал себя, почему они теряют время на буколических холмах Кента. Судя по облегающим камзолам, белым модным шейным платкам, было похоже, что оба интересуются спортом: их разговор вертелся вокруг Татерсола, где встречались торговцы лошадьми и заключались пари о скачках; матчей по боксу, проводимых в Файвз-Курт. Почему же Фрэмптон и его друзья зарыли себя в этой глуши?
— Послушайте, Шербурн, прекрасно, что вы решили провести зиму дома, — сказал адмирал Броунелл, прерывая размышления Николаса. — Может, из-за вашего присутствия проклятые «нелегалы» не будут так самоуверенны! Вы знаете, — гневно добавил он, — прошлой ночью у них хватило дерзости забрать трех моих лучших гунтеров<Гунтер — охотничья лошадь.>, чтобы переправить свои товары. Наглецы!
Высказывание адмирала вызвало временное затишье. Молчание нарушил Линдси, сын лорда Спенсера. Взглядом своих голубых глаз он напоминал испуганного олененка.
— Знаете, — поспешно проговорил он, — Колдвелл-Хаус находится вблизи одной из дорог, которой часто пользуются «нелегалы».
Поскольку вы живете в этом месте, можно ожидать, что они случайно могут.., э.., одолжить у вас каких-нибудь домашних животных. Они не причиняют вреда, у них даже принято оставлять после себя бочонок-другой бренди в качестве компенсации за использование животных.
Проигнорировав слова сына, лорд Спенсер, сидевший слева от Николаcа, заметил:
— Правда, с ними надо что-то делать, — приличные люди не могут спокойно спать, пока они тут орудуют!
Не зная, что на это ответить, Николаc поглядел на свой бокал с бренди. Он хотел убедить двух пожилых людей в том, что собирается разобраться с контрабандистами, однако было глупо открыто признаваться, что его интерес к ним далеко не поверхностный.
Разумеется, он не собирался упоминать о спрятанных товарах в винных погребах старого дома привратника. Лениво вертя в руках ножку бокала, он небрежно произнес:
— Осмелюсь сказать, что вы правы, но я, честное слово, не понимаю, чего вы от меня ждете. Насколько я знаю, существует полк драгун, расквартированный в этих местах, они наверняка могут что-нибудь сделать!
Фрэмптон потихоньку засмеялся, вид у него при этом был хитрый. В ответ адмирал вспыхнул от гнева и, не пытаясь скрыть свою неприязнь, сердито заявил:
— О да! Я уверен, что вы, молодые жеребцы, находите ситуацию забавной, мне доводилось слышать истории о ваших возмутительных выходках, но, помяните мое слово, вам больше не удастся перехитрить верных слуг его величества! Вы думаете, это просто шутка, но как-нибудь, одной прекрасной ночью, вас будет ждать серьезный провал. Помяните мое слово!
— Ну полно, сэр, — сказал Джон Фрэмптон. — Это шутка! Что плохого в том, что мы натягиваем нос каким-то тупоголовым драгунам?
— Да, что в этом плохого? — спросил Роберт, глядя на отца. — Ведь мы не занимаемся контрабандой. Право, нет ничего зазорного в том, что мы приманиваем таможенных чиновников или сопровождаем контрабандистов. Бог свидетель, ведь здесь такая скука!
В какой-то миг Николасу показалось, что адмирала хватит апоплексический удар. Глаза его выпучились, обвисшие щеки сделались ярко-красными. Он уставился на старшего сына так, словно увидел перед собой монстра.